улыбки, а иных знаков одобрения и поддержки он не получал.
В жизни Володи происходили события, о которых она узнавала понаслышке и которые — вопреки ее попыткам самоуспокоения — все больше и больше тревожили Анну Николаевну: он, например, стал чаще бывать в церкви. Володя и раньше ездил по подмосковным усадьбам и монастырям, забираясь в такие места, куда редко попадают туристы, но тогда его интересовала архитектура (особенно стиль нарышкинского барокко) и реставрация разрушенных памятников, теперь же он выбирал для своего паломничества действующие церкви, не обращая внимания на их архитектурную ценность. Спрашивается, что же ему там понадобилось? Может быть, он молится, крестится и кладет земные поклоны? Анна Николаевна с трудом воображала такую картину, — ей даже смешно становилось, но в то же время она вроде бы и верила, что эта картина может оказаться вполне реальной. Ведь отказался же ее сын от воскресного обеда, которым она хотела порадовать домочадцев, сварив украинский борщ и налепив домашних пельменей: Володя отодвинул от себя тарелку и встал из-за стола. «Это что же, пост?» — спросила Анна Николаевна. И хотя он сослался на плохое самочувствие и отсутствие аппетита, у нее осталось подозрение, что истинная причина его голодовки вовсе не в этом.
Вскоре выяснилось, что у Володи есть духовник, к которому он ходит каждую неделю и имя которого она случайно узнала — Николай Николаевич. Эта новость повергла Анну Николаевну в полнейшую растерянность: ее воображению духовники рисовались чем-то похожими на домовых, ютящихся за печной заслонкой, и ей мерещилось, что Володя связался с нечистой силой. На беду, Анне Николаевне еще попалось в руки письмо, отпечатанное на машинке, под которым она увидела подпись Николая Николаевича. «Чему тебя учит этот человек!» — воскликнула она, держа в руках листки писчей бумаги и с отчаяньем глядя на сына. Володя стал ее успокаивать и убеждать, что в письме нет ничего предосудительного, что поучения Николая Николаевича не расходятся с общепринятой моралью: он тоже призывает к доброте и любви, заботе о ближнем, крепости семейных устоев. Анна Николаевна задумалась и внимательно перечитала письмо. И в самом деле, семейные устои защищались в нем с такой проповеднической страстью, что она была вынуждена признать: это не только не расходится, но, может быть, и превосходит общепринятую мораль. Поэтому она и понадеялась, что письмо-то как раз и поможет и уставший от увещеваний родителей Володя прислушается к голосу чужого человека.
Ее педагогическая позиция заключалась лишь в том, чтобы заставить сына подтвердить слова