Стороны света (Когтева) - страница 105

– Странно, – вдруг сказал Мадог, – я представлял себе по-другому склеп Императоров – золото, драгоценные камни, плакальщицы, рвущие на себе волосы, а здесь только камень и темнота.

– Это самое скромное место в Горде, милорд, – тихо ответил Формоз.

– Ну надо же, – Мадог усмехнулся.

Они остановились у ниши, в которой хоронили потомков Валтасара VII, в полумраке была различима огромная статуя женщины с завязанными глазами. Формоз вспомнил, что Валтасара VII еще называли Валтасаром Справедливым, женщина символизировала правосудие. Формоз указал на одну из могил, и они с Мадогом молча подняли плиту, а потом осторожно опустили ее на каменный пол. Только после этого Формоз, чувствуя, что руки вот-вот перестанут его слушаться, поднес факел к гробу.

Лазарь лежал в гробу, его грудь чуть заметно поднималась и опускалась. Но Формоз готов был поклясться, что узнать в этом человеке Императора не смог бы никто: тело было высохшим и костлявым, костюм, который когда-то обтягивал могучие мышцы, теперь казался мешком или свободным саваном, лицо вытянулось и стало лицом старика. Только волосы сохранили свой огненный оттенок, и теперь казались париком по сравнению с мертвенно-бледным лицом. Мадог, похоже, не настолько пораженный видом Императора как Формоз, достал из кармана медальон и осторожно положил его на грудь Лазаря. Несколько мгновений ничего не происходило, и Формоз с горечью подумал, что их затея не удалась. Теперь Императора ждет медленная и без сомнения мучительная смерть, Мадог сгинет где-нибудь на Севере или на Юге, а самого Формоза ждет все та же неизменная плаха, которой он и так ухитрялся избегать слишком много лет.

И тут Лазарус III открыл глаза. В свете пламени на полотняном лице вспыхнули два ярких изумруда.


Ему снился сон. По крайней мере, сначала он думал именно так. Он ужинал, к нему вошел Казимир, окруженный черным дымом, а потом он уснул. Он видел, как сбежались слуги, как его положили на кровать, потом пришли дети, зачем-то привели Марту. Он подумал, кто и зачем ее привел? Но потом вспомнил, что это всего лишь сон, а сны нелогичны. Ему снилось, как к Марте приходил Казимир, и как эти двое обсуждают его смерть. Приходил его старший сын, Сигизмунд. Он стоял у его постели и шептал какие-то злые слова, но из его глаз лились слезы. Бедный мальчик, подумал он, когда он проснется, то не будет больше с ним так жесток. Его сын, его наследник… Потом ему приснилось, что Сигизмунд станет Императором, а его самого хотят похоронить. Сон становился все более и более странным, и его уже начинало волновать, что этот сон длится слишком долго. Сны не длятся так долго, что-то в этом сне было не так… Потом его хоронили, он видел, как процессия идет через весь город, слышал последние ядовитые слова Марты – глупая тварь так и не поняла, насколько он был к ней милостив в том, что оставил ее в живых. Его принесли в склеп, и снова рядом с ним почему-то были только Казимир и Формоз. Где Эльте? Почему Эльте не было в его сне? Потом он вспомнил, что Эльте пропал на Севере, в какой-то пещере. Зачем он вообще полез в эту пещеру? Вот ведь забавно, Канцлер Эльте один идет в какую-то пещеру, и даже не берет с собой сто человек охраны. Какая будет милая шутка, когда Эльте вернется. Если Эльте вернется, потому что он может и не вернуться… Она может не вернуться. Как жаль, как мучительно жаль… А потом он видел, как Формоз и Казимир открыли старую могилу, бросили туда его тело и задвинули плиту. Тогда он понял, что это не сон. Он хотел закричать и попытаться выбраться, но его тело его не слушалось, его разум оказался заперт в черепной коробке и бился в ее стены, не в состоянии отдавать приказы собственному телу. Что это? Перед ним была бесконечная чернота, в которой время бессмысленно и не имеет конца и начала, все, что ему оставалось – это думать. Он стал размышлять над тем, что с ним произошло, как он, великий Император, который правил большей частью суши, оказался в могиле в склепе своих предков, похороненный заживо, жертва банального дворцового переворота. Но как? Казимир… Он вспомнил, как из его глаз текли черные слезы, когда он пришел к нему за ужином. А потом этот черный дым. Через какое-то время он начал понимать, что это не дым – для дыма он слишком долго не рассеивался, весь свой сон он как будто бы видел сквозь этот дым. Этот дым был порождением чего-то. Темнота обострила его чувства, не те, что дает человеку его тело, но другие, которые лежат гораздо глубже. Он начал понимать этот дым, он понял, что дым живой. Он попытался поговорить с ним, он спрашивал, и несколько раз получал в ответ какие-то бессвязные слова. Он не понимал этих слов, но узнал исковерканный язык, на котором они были сказаны – язык Юга. Этот дым Казимир привез с Юга, на Юге только одна сила могла дать ему такую власть – ноб. Он снова пытался заговорить, но тварь то ли не обладала полноценным сознанием, то ли не хотела ему отвечать. И снова потянулись долгие часы темноты и тишины. Несколько раз ему казалось, что он сошел с ума, забывал, кто он такой, забывал свое имя, но потом сознание снова возвращалось к нему, а с ним приходила и ясность мысли. Он думал о своей жизни, о тех, кого он знал: о Казимире, который всегда его ненавидел, о Формозе, в крови которого текло предательство, о своей жене Марте, которая так и не поняла, что он подарил ей жизнь, о своих детях, которые выросли с ненавистью к нему, о своем пропавшем Канцлере с исковерканной душой, о лорде Мадоге, который эту душу исковеркал, о короле Юга Эоганне, которому уже давно пора бы было умереть, о лорде Родоре, который отдал престол Мадогу… Он думал о сотнях людей, имена которых знал, и даже о тех, кого видел каждый день, но так и не соизволил запомнить их имен. Он думал о себе и о своем отце, который не считал его сыном, думал о своей матери, которая поставила на нем клеймо бастарда, думал о своей сестре, матери Казимира, которая всю свою недолгую жизнь пыталась добраться до престола Запада, но так и не смогла его получить, и снова Казимир, и снова Формоз, и снова Марта, Эльте, Мадог, Родор, Эоганн, Валтасар, Сигизмунд, даже этот проклятый Капитан, которого Этель повсюду таскает за собой… Его мысли шли по мучительному кругу, и он не знал, сколько это уже длится: всего несколько часов, или уже несколько лет. Почему он не умирает? Его тело уже почти мертво. Сколько еще он должен терпеть эту пустоту? Но вокруг него всегда была только эта пустота: никто не смел приближаться к нему слишком близко, потому что он был великим Императором, он мог покарать, он внушал ужас, одного его имени боялись по обе стороны моря. Он Император Запада Лазарус III.