Клуб любителей фантастики, 1959–1960 (Альтов, Журавлева) - страница 135
Но не прошло и двадцати минут, как математик, разгромив пешечное заграждение короля, вторгся ферзем на последнюю горизонталь. И эта партия была проиграна мастером.
— Вы чародей, — смущенно пожал плечами мастер, торопливо расставляя фигуры. Втайне он уже пожалел, что так нескромно петушился в начале игры.
Следующую партию мастер играл осторожно, без болтовни, все время анализируя. Действительно, в манере усача ощущается лаконичная математика, но полностью отсутствует композиционная стройность. Он часто жертвует красотой комбинации ради кратчайшей атаки. Атаку начинает сразу же после развертывания основных сил.
И последнюю партию проиграл мастер. Математик раздавил его сопротивление тек же уверенно, как тяжелый грузовик давит велосипед. Влажной ладонью мастер пожал ему руку, и молодежь вокруг шумно зааплодировала. Особенно веселились любители, проигравшие свои партии мастеру.
Выбравшись из толпы, противники пошли по аллее парка.
— Устал смертельно, — попробовал оправдаться мастер.
— Возможно, — согласился математик, — только скажу без лишних слов: за последние пять лет я еще никому не проиграл.
— Ну, это вы, пожалуй… того, — усомнился мастер, — таких игроков не бывает.
— Глядите и удивляйтесь! Я первый, — шутливо вскинул голову математик.
Под ярким светом прожектора у ворот парка мастер рассмотрел его подробней. На коротковатых ножках, с большой стриженой головой, вооруженной выпуклыми очками, он походил на марсианина, придуманного писателями. Только усы у него были чисто земные, если они, конечно, не бутафорские.
— Скажу вам откровенно, — продолжал математик, когда они вышли из ворот, — вы пятый мастер, которого я обыграл. И мечтаю таким же манером обыграть какого-нибудь гроссмейстера, если, конечно, вы меня с ним познакомите. Признаюсь, что играл в сеансе потому, что знаю вас как самого близкого друга гроссмейстера Табакова.
— Ну что же, — согласился мастер, — мы действительно друзья… Давайте адрес.
Мастер вытянул из кармана сигареты и записал на пачке все, что сказал ему математик.
— Сергей Иванович Дроздов, — представился тот, и они, пожав руки, наконец, познакомились. Рукопожатие было длинным и, конечно, перешло в прощальное.
Давно мастер так тяжело не переживал своего поражения; лежа, он докурил последнюю сигарету, и на него навалились тяжелые ночные мысли: проиграть так и кому? Математику с какими-то тараканьими усами, который изящное искусство композиции променял на холодный рационализм алгебры.
Лишь под утро его одолел мучительный сон: человек-таракан долго преследовал его и щекотал шею длинными колючими усами. А бдительная половина мозга критически оценивала фантасмагорию: какой идиотский сон, а днем будет мучить скверное состояние.