Я припоминаю нашу ночную встречу.
– Ну, расскажите, что в конце концов случилось с той мышью?
– В конце концов я поймал ее. В мышеловку, которую я принес. Утром мы услышали, как она захлопнулась.
– А потом? Что вы с ней сделали?
– Я подарил ее городу.
– Городу?
– Я оставил ее у входа в один из городских культурных центров. Предоставил им право решить, что с ней потом сделать.
– Ха-ха… Не слабо…
– Надеюсь, что это была не последняя мышь, обитающая в здешних краях. По крайней мере, я слышал об этом.
– То есть ты полагаешь, что это была не последняя мышь?
– Что это за последняя мышь? – спрашивает Гадди.
– Господин Кальдерон обнаружил на кухне мышь и в конце концов поймал ее.
– На чьей кухне?
– В моей и нашей бабушки старой квартире в Тель-Авиве.
– Но она уже больше не твоя. Ты ведь отказался от своей части.
– Да, я слышал об этом, – вклинился Кальдерон. – Неожиданное, я бы даже сказал драматическое решение…
– Драматическое? – Я улыбнулся Кальдерону. – Это интересное определение.
– Одним жестом отказаться таким образом от пяти миллионов…
– Пять миллионов? По-моему, вы сильно преувеличиваете.
– Нет. Боюсь, это полностью соответствует действительности.
– Такое старье? Стоит никак не больше четырех.
– Прошу меня простить, но вы ошибаетесь, – начиная горячиться, говорит Кальдерон. – Дом, может быть, и старый. Но расположение… Лучше не бывает. В самом сердце Тель-Авива. Для вложения в недвижимость – лучшее место во всем городе.
– И все равно – цена не может быть столь высокой, – говорю я.
– И тем не менее это так. Случайно мне довелось узнать, что у Цви уже есть покупатель, готовый заплатить ему столько… И это не значит, что последнее слово уже сказано.
Я почувствовал, как ярость захлестывает меня.
– Что? Цви хочет продать?
Удар был убийственным. Я посмотрел в его сторону. Он сидел, комфортабельно откинувшись на своем стуле, и что-то говорил Аси. На лице его блуждало какое-то подобие улыбки. Разговорчивый парень. Обаятельный сукин сын – когда-то я и сам был таким. Кальдерон сидел, не отрывая от него взгляда. Он еще себя покажет, ловкач. Но у меня уже все позади. Впереди меня ждут закованные в ледяной панцирь озера, над которыми вскоре займется утро.
Внезапно небо потемнело. Несколько сбившихся в клубок туч закрыли солнце. Мы все с тревогой смотрели вверх. Компания стариков-пенсионеров испустила по-немецки радостный вопль, без сомнения вспомнив о родимых краях. А я остаюсь ни с чем, и кровь в моих жилах течет все медленнее. Ничего у меня не осталось, кроме имени на документе о разводе. И я должен буду снова начинать все сначала. Ракефет в этот момент заерзала у меня на коленях. Я попытался – безуспешно – утихомирить ее. На помощь уже поспешила Яэль, которая и забрала у меня малышку, но плач ее от этого стал только громче, и она оттолкнула бутылочку, которую Яэль дала ей. Тогда уже за дело принялась Дина, которая взяла ребенка из рук Яэли и принялась ходить с девочкой по саду, покачивая ее и что-то нашептывая, в то время как обитатели пансионата для престарелых обменивались репликами и пытались помочь советом. Но Ракефет продолжала заходиться в душераздирающем крике. Яэль снова взяла ее к себе, сняв с нее памперс, но плач продолжался с той же силой.