Я перешел из светлого участка в тень. Вспомнил, что мне нужно подготовить мой монолог последней ночи, и почувствовал, что слово меня не подведет. Я прыгнул вниз, помочился и вернулся обратно.
– Вопросы есть?
Одна глупая собака встала:
– Мы с вами в этом сумасшедшем доме уже пять месяцев едим несвежую еду. Люди не чувствуют этого, и нет никакой возможности сообщить им. Они что думают, что мы шакалы?
Я наклонил голову и стоял так, пока она не заткнулась.
– Это не моя тема.
Молчание.
– Кто-нибудь хочет высказаться по теме моей лекции?
Один из этих образованцев решился:
– Вы преувеличиваете. А с другой стороны, вы излишне пессимистичны. Мне кажется, с такими вещами надо поосторожнее. Да и заигрываться с этими блестящими игрушками не стоит, а то придется сосать сухие кости. Литература должна быть партитурой символов, а не эмоций, – вот что перевернет мир. Или и ассоциации уже отменили?
– Это я уже много раз слышал, достаточно. Знаю этот теоретический мусор наизусть. Но монолог последней ночи придется пролаять именно мне, а не вам. Мой старый хозяин приземлился прошлой ночью. Нет, я не услышал бы его запаха так издалека, даже если бы был немецкой овчаркой, а я, как известно, не немецкая овчарка. Но я знаю. И мне нельзя терять времени. Где там ваша корова, давайте ее сюда.
Корова высокая, с нее капает вода, ее вывели из коровника, я залез под нее и почувствовал кислый запах молока. Она двигается спокойно, легкой поступью, а я спрятался между складок ее вымени, и так мы идем по широкому полю, шагаем по булькающей грязи, корова стонет и жует солому, а я под ней скулю, и шакалы отвечают нам. Желтоватый свет из дальней бухты своим блеском обещает конец дождя, я слышу запах мокрой земли. Корова гадит переработанной соломой, я чую запах навоза, облизываю кончиком языка коричневую сладость. Дождь заливает ее большие грустные глаза, мы двигаемся с поразительной медлительностью, над нами парит сосущая усталость, я стараюсь держаться между ее крепких ног, чтобы не вымокнуть под горячим дождем. Она печальна, она собирается опуститься в мягкую лужу, и пока она не сделала это, я обнюхиваю ее голову, облизываю ее глаза. Она говорит: мы страшно устали, а я еще и стельная, не возражаешь, если мы отдохнем? Что ж, буренка, отдыхай сколько влезет, а у меня нет времени разлеживаться тут с тобой в грязи. Кантата уже звучит, и меня ждет мой монолог последней ночи – похоже, никто не успел ничего толком объяснить, и финальные уточнения ложатся на мои плечи. Если бы ты слышала мою лекцию, ты бы поняла меня. Ты излишне пессимистичен, и чего ты только волнуешься, нервничаешь чего-то. Я вот ем эту солому и все время что-то в ней нахожу – то зерно, то зеленый стебель, то вообще радиацию. Я не какой-нибудь там взыскательный читатель – буду есть и солому, только бы не испорченную. Впрочем, дождь как раз перестал, беги в свой казенный дом. Дождя действительно нет. Только шепот рек и молчание луж, запах расходящихся туч, а из земли течет свежее весеннее тепло, и воздух дрожит в пронзающих его лучах восходящего солнца. Я быстро двигаюсь на запах своего казенного дома – запах острого сумасшествия. Направляюсь прямо к нему. Охранники за воротами ходят туда-сюда и дрожат от холода. Я приближаюсь так, чтобы нырнуть в щель забора незамеченным, ведь по соглашению с Министерством здравоохранения я тут всегда должен быть на цепи. Я опустил голову, помахал хвостом и легким движением пролез на территорию, но на этот раз поторопился, охранники все-таки заметили меня. «Горацио, Горацио», – они позвали меня, и я подошел к ним. Один схватил меня за ошейник и, не прекращая болтать со своим товарищем, подтянул его. Потом он сказал мне: «Сидеть!» – и я сел. «Дай лапу!» – я дал. Тогда они засмеялись, похлопали меня по спине и отпустили. Я побежал дальше. Скоро я учуял запах утренней стряпни, толкнул сетчатую дверь на кухню, пробежал между кастрюлями, понюхал, чем сегодня будут кормить, и выбежал к мусорке. Я наклонил бак, обнюхал старые кости и съел хлеб, оставшийся от сумасшедших. Уже пять лет я живу на этих объедках, и если бы сумасшествие было заразно, уже точно сам стал бы ку-ку.