От веса рюкзака снова разболелись ребра, но когда я пыталась отдать его Пенелопе, она начинала ныть, так что я плюнула и уже не спорила.
– Если не заткнешься, – рявкнула я, когда мы подошли к каменистому склону, – я тебя прям здесь брошу.
Мы приблизились к подножию гор, дороги теперь будут крутыми и скалистыми. Не хотелось слушать ее нытье.
– Мне нужно отдохнуть, – заявила она. – Ужасно хочется пить.
Я не остановилась, просто отцепила фляжку от рюкзака и швырнула на землю. Пусть поднимает. И так почти все выхлебала.
До Халвестона оставалось дня три пути, и у меня ее стоны уже в печенках сидели. Я вообще в тот день о жутких вещах думала. Прикидывала, как бы оставить ее среди ночи. Или найти овраг и устроить несчастный случай. Или насыпать ей в воду болиголова. Да что угодно, лишь бы она заткнулась.
На следующий день мое желание исполнилось. Пенелопа и слова не сказала. Она, спотыкаясь, брела за мной, бледная и вспотевшая от усилий, и не проронила ни единой жалобы. За все утро только раз рот открыла – попросила меня немножко отдохнуть в теньке. Когда мы присели, я поняла, что с ней что-то не в порядке. Она дышала так, словно кто-то изнутри бил ее в грудь – прерывисто и неглубоко. Сидела, прислонившись к дереву, а руки лежали на земле. Муравей пополз по ее пальцу, а она даже не пошевелилась, чтобы его сбросить. Он продолжил свой путь вверх по запястью, потом по руке. Кусачий красный муравей. Уж если цапнет – чесаться будет жутко. Он до самой шеи добрался, когда я его скинула.
– Пенелопа, – позвала я, щелкая пальцами у нее перед носом.
– А… Мы что, уже идем?
– Ты никуда не идешь.
Она попыталась встать, но не смогла – сил не хватило.
Когда я увидела повязку на ноге и кожу вокруг нее, у меня челюсть отвисла. Бинты пропитались чем-то желтым, а кожа покраснела. Вокруг раны расползались воспаленные вены.
– Вот дерьмо! – шепотом выругалась я.
Я не могла размотать повязку – гной и кровь приклеили ее к коже.
– Господи, Пенелопа, – сказала я. – Какого черта ты молчала?
У нее из глаз брызнули слезы.
– Не хотела тебя задерживать.
Я намочила бинты и отодрала их. Увидела открытую рану, и мне чуть плохо не стало. Кожа по краям была белой, а вокруг красной. Из нее сочился зловонный желтый гной, а кровь по венам разносила яд дальше по ноге в кишки, грудь и голову.
– Заражение, – сказала Пенелопа.
– Вот уже нет! – рявкнула я в ответ. – Сиди здесь.
Я взяла флягу и нашла небольшой ручеек. Он стекал с гор, прямо из-под снега. Холодная и чистая талая вода. Когда я вернулась, то обнаружила, что Пенелопа тычет пальцем в рану. А еще докторская дочка!