– Ты поймала кролика! – Пенелопа стояла у меня за спиной. Я чуть из штанов не выпрыгнула – не слышала, как она подошла. Распустила нюни: бедный кролик, он ни в чем не виноват… Вот дура! А если бы не Пенелопа, а медведь подкрался? Прекрати жалеть себя! Пора заканчивать думать о Кабане, здесь не место.
Я взяла кролика за ногу, вытащила из силков и сломала ему шею.
– Сумеешь освежевать?
Пенелопа улыбнулась и взяла мертвого кролика, даже глазом не моргнув. Вторую руку протянула за ножом.
– Принеси немного дров, – попросила она. Вроде как добродушно, чтобы я не подумала, что она мне приказывает, и в то же время достаточно твердо, чтобы я поняла – это и в самом деле приказ.
Пенелопа еще возилась с кроликом, когда я вернулась с кучей больших веток, сломанных бурей. Я подкинула их в костер, а потом стала наблюдать за ней. Пенелопа обращалась со зверьком так осторожно и ласково, как будто это плюшевый медвежонок, и она боится его порезать. Осторожно подцепляла шкурку, вместо того чтобы просто стянуть ее. Подрезала ее на лапках, вместо того, чтобы их отрубить.
– Хватит! – сказала я. – Это наш ужин, а не ребенок, которого ты сиськой кормишь. Мы обе с голоду помираем.
– Ты сама попросила его освежевать, – сказала она. – А я и раньше кроликов потрошила. Знаю, что делаю.
Я рассмеялась.
– Да ни черта ты не знаешь. Он протухнет, пока ты с него шкуру снимешь.
– Тогда покажи, – сказала она, протягивая мне кролика и нож.
Я взяла их, и в этот раз меня совесть не мучила.
– Сначала надо его выпотрошить. – Я воткнула нож кролику в брюшко. Горячие, исходящие паром кишки пузырились, как жаркое на плите. – Вот почки, печень и сердце, – сказала я, вытягивая их одной пригоршней.
Пенелопа внимательно смотрела, а я видела себя. Мне было восемь лет, когда охотник впервые принес домой оленя.
– Потом отрезаешь задние лапы. – Я положила кролика на пень, сломала лапы и отрезала их.
Охотник погладил блестящую темно-коричневую шкуру и сказал:
– Девочка, олени – благородные животные, и с ними нужно обращаться уважительно.
Потом он вспорол живот зверю, лежащему на крыльце хижины. Звук был такой странный – вроде разрешаешь пластиковую бутылку.
– Засунь большие пальцы под шкуру – края брюшка ты все равно есть не будешь, и отдирай уверенно и быстро.
Охотник взял ведро и закинул туда потроха. Кровь он уже выпустил. Он всегда говорил, что животное нужно хорошенько обескровить. А еще – оно должно быть спокойным, когда ты его убиваешь. Страх портит мясо.
Пенелопа ахнула и кивнула, пристально глядя на кролика. Видать, запоминала мои слова.