Николас опустил взгляд, увидев мою легкую улыбку.
— Звучит так, будто он хороший брат.
Я кивнула.
— Самый лучший.
Он придержал дверь открытой для меня и последовал за мной на выход.
— Еще раз спасибо, Миа.
— В любое время, Николас. — Я улыбнулась ему, и помахала рукой на прощание, затем пошла назад к машине, как раз вовремя, чтобы сесть и услышать громкое, лишенное слуха исполнение песни «Живя молитвами». Гарри завел машину, как только я забралась, повернулся ко мне, выкручивая руль, и оживленно закричал, жестикулируя:
— О-о-о, мы на середине пути! О-о... живем молитвами! — он протянул мне руку. — Возьми меня за руку... — я отбросила его руку, и он выглядел обиженным, но все равно продолжил петь: — И мы сделаем это — клянусь!
Я покачала головой и выглянула в окно, сильно пытаясь не засмеяться. Но когда он опустил свое окно и завопил:
— Бон Джови навсегда, сучки! — я потеряла над собой контроль и прыснула со смеху. Остаток нашей поездки мы провели, танцуя и напевая без радио. И когда мы добрались до мамы, было не так уж и плохо.
Она хотела подсунуть мне только дополнительную порцию ужина и два десерта.
***
Все еще под впечатлением от своего большого оргазма, в пятницу утром я пришла на работу в состоянии душевного равновесия.
Проходя мимо Эллы, я коснулась ее хорошеньких волос и проворковала, слегка улыбаясь:
— Доброе утро, Эл.
Элла прохрипела:
— Миа, подожди! — но я не остановилась. Вместо этого, обернулась посмотреть на нее, пока все еще шла спиной вперед к своему столу. По выражению ее лица стало понятно, что что-то не так. Я замедлила шаг, но все еще продолжала идти. — Что?
Кто-то кашлянул за моей спиной. Я остановилась в полушаге и обернулась. Там стояла Эддисон, как обычно с идеально уложенными волосами, и выглядела опаснее, чем фурия. Ее губы сжались в тонкую линию, и она убийственно произнесла:
— В мой кабинет. Сейчас же.
Вот черт.
У меня были неприятности. Я никогда не попадала в неприятности. Я была вне этого. В зоне, где нет войны. Я была Швейцарией, черт побери!
Я задумалась. Что я натворила?
Осознание накрыло меня, как только я вошла в кабинет. Я начала говорить:
— Я могу объяснить... — но она оборвала меня своими словами.
— У меня было одно правило. Одно правило, Миа. — Она облокотилась на край стола. — Я так разочарована.
Я была растеряна.
— Мне жаль... но какое?
Ее улыбка была ледяной, как замороженный сливочный десерт, а в голосе звучало предупреждение:
— Я тебе говорила держаться от него подальше.
Мое лицо побледнело, а сердцебиение ускорилось от паники. Я могла потерять работу.