Нечаю вдруг сделалось зябко, точно его от печи в холодные сенки выставили. При Власьеве потом исходил, а тут дрожь напала. И под сердцем саднящая немота разлилась, дохнуть не дает.
Из ночной тьмы едва-едва пробился удар часового колокола на Успенской церкви. За ним другой.
Нечаю представилось, как ходят у ворот кремлевские сторожа, перекликаясь: «Пресвятая Богородица, спаси нас!» Из одного угла в ответ несется: «Святые московские чудотворцы, молите бога о нас!» Из другого: «Святый Николай Чудотворец, моли бога о нас!»
Кабы Нечай был сторожем, и он бы возгласил от своих ворот: «Все святые, молите бога о нас!» Или закричал: «Славен город Москва!», «Славен царь Борис Федорович!», «Славны все его города!», «Славна страна Русия!»… Но ни закричать, ни прошептать — слабость дурманная к столу клонит.
— Что с тобой, батюшка? — на лице Кирилки отразилась неподдельная тревога. И от этой неподдельности Нечаю сделалось чуток легче. Сердись не сердись на Кирилку, а душа у него светлая — не столько на слова откликается, сколько на родной голос. Жалко ему отца в слабости телесной, так весь к нему сердцем и устремился.
Однако стоило Нечаю приободриться, иные мысли в голову полезли: «Лучше бы себя да мать, да всех нас, Федоровых, пожалел, а то навесил над головами топор и заливается себе соловушкой. Кабы завтра кровью не захлебнуться».
Это «завтра» дышало ему в затылок, леденило своей неотвратимостью, торопило. Но Нечай знал: что скоро, то и не споро. Ночь большая, есть время и поговорить и мыслью раскинуть. Но сперва надо понять, в какую сторону ее бросить.
Тем временем Кирилка накинул ему на плечи шубу, сел подле, не отнимая руки. Она у него сильная, горячая.
— Озяб вроде, — будто оправдываясь, сказал Нечай. — Свежо у тебя.
— А мне так больше глянется.
— Да уж не девица, чтобы нежничать, — Нечай прикрыл руку сына своей сухой холодной ладонью.
Кирилка в ответ притиснул отца к себе.
— Что за человек Лучка Копытин? — спросил под настроение Нечай.
— Обыкновенный человек, — не заставил себя упрашивать Кирилка. — Помогает отцу торговать кожами. У них место в малом охотном ряду второго отделения. Это, если смотреть по ножевой линии, ближе к Гостиному двору, промеж суровщиков[6]. Занятный парень. А какой ловкий. Лучше него никто покупателя на товар не зазовет. С любым иноземцем объяснится. А барышни от него так и тают.
— Я не о том, — перебил Кирилку Нечай. — Я о челобитной. Лучка ее писал?
— Да нет. Лучка о ней и слыхом не слыхивал. Писал, если вправду сказать, Семка Сутупов.
— А Васка Пантелеев тут с какого боку?