У каждого свое умение в жизни: один горазд прямое дело делать, другой перехватит его из чужих рук в нужное время да и подаст от себя. Вот как Власьев. Три года назад пробовал Нечай сказывать ему о тобольском посольстве в Томскую эушту, о тамошнем князе Тояне, но Власьев тогда его и слушать не захотел.
— Всему свое время, Нечай Федорович. Приберешь сибирца к рукам, тогда и скажешься. А пока гляди сам, как лучше его на ум поставить.
Не понравился такой разговор Нечаю, да разве запретишь думному дьяку?
Два месяца тому, получив долгожданную весть от Тобольского воеводы, де налажен Тоян ехать с поклоном к Москве, Нечай вновь отправился к Власьеву. С легким сердцем возвестил:
— Хорошая новость, Афанасий Иванович. Тоян-эушта на Москву едет. Сам! Решил, наконец к нам приложиться.
И снова отмахнулся Власьев:
— Не приставай с мелочами, Нечай Федорович! Не об том у меня голова нынче болит. Како явится, тако и рассудим.
— Тогда поздно будет.
— Это почему поздно? — подчерненные брови Власьева соединились в одну толстую гусеницу.
— Тебе лучше знать, какая посольская очередь у государя.
— Так ты его к государю вести намерился?! — по-птичьи склонил голову набок Власьев. — Побойся Бога, Нечай Федорович. По чину ли будет?
— По чину! — глядя ему прямо в глаза, подтвердил Нечай.
— А по-моему, его чин дальше Казанского приказа не идет.
— Не по малости суди, а по важности, Афанасий Иванович. Многие ли сибирцы своих начальных людей к Москве с поклоном посылали?
— Тебе лучше знать. Ты у нас на это поставлен.
— Ну так скажу тебе: после князя Ичигея Алачева, властителя кодских остяков, второй такой заметный, многоплеменный. Но Алачев в светлое для Руси время к Москве приложился, а Тоян в смутное едет. Поверь, Афанасий Иванович, у государя нынче не много радостей. А тут челобитец от коренной Сибири да по своему почину. Грех обойти его выкликанство лишь на Казанском дворе. Ведомо мне, что царь Борис любит Сибирь, понеже важность ее для силы своего трона понимает. Можем ли мы обойти его?
— Пока я первый дьяк на приказе, мне и судить, можем или не можем, — захолодел лицом Власьев. — Тебе б только об азиятцах печься, а я во все стороны зрю. И вижу: нынче у государя тучно с Европы. Оттуда на Русию беды текут, но оттуда же и спасения ждать надобно.
— Это от кого? — не сдержался Нечай. — От лукавых? Они так спасут, что и не подымешься.
— Не знаю, о каких лукавых ты говоришь, Нечай Федорович, а я, — тут Власьев помолчал многозначительно, — …о послах родственных государств, их церковниках и торговых людях думаю.