О себе молодом Подэкспертный Человек рассказал, что его конфликтность — это простая требовательность (т. е. он требовал порядка от подчиненных и прямо высказывал свое мнение старшим по званию: «Никогда не боялся сказать правду без всякой дипломатии, был принципиальным, настойчивым». К себе, как он считал, относился так же, как и к другим — требовательно. Политикой никогда не интересовался, но, выйдя в отставку и наблюдая «полный беспорядок вокруг, решил вмешаться, чтобы дать дорогу справедливости», считал это делом своей чести, прямой обязанностью. Крайне был удивлен, разочарован и даже обижен пассивной политической позицией людей из ближайшего окружения, не находя у них той надежной поддержки, на которую первоначально рассчитывал: «Все по углам, на митинги не ходят, ничего не понимают. И Вы, наверно, не ходите, а почему? Тоже не понимаете! А Вы хоть читаете?!».
Говоря это, Подэкспертный Человек достал из кармана куртки брошюру «Конституция Украины» и стал искать свою любимую статью 34 о гарантии прав на свободу мыслей, слова, на свободу выражения своих взглядов и убеждений, продолжая при этом с воодушевлением трактовать и без того ясный смысл написанного, приводя в качестве дополнительных аргументов неоспоримого значения и новизны собственных слов общеизвестные истины, воспринимаемые им как открытие никому ранее не известного и как, можно сказать, священное знание или святое откровение. Почувствовав, что уровень новизны его суждений стал резко снижаться под влиянием контраргументов и дополнительной информации, он обиделся и как-то сразу сник, растерялся, но тут же стал оправдывать свою практически полную неосведомленность и бессистемные знания тем, что поздно стал читать такую литературу, так как его прежняя (и тоже очень важная) работа не оставляла на это времени.
На какой-то период, пока Подэкспертный Человек с интересом слушал новую для него информацию, он как бы забывал, что его «преследуют за инакомыслие», и слова «моя борьба», произносимые им с пафосом и достаточно часто, практически исчезали из его лексикона. Выражение лица становилось грустно-мягким, а психодиагностическое исследование, проводимое в судебно-экспертных целях, превратилось в психологическую консультацию по профпригодности Подэкспертного Человека к профессиональным занятиям политикой, постепенно все больше напоминая своей эмоциональной атмосферой домашнюю беседу.
Наверно, такие психологические условия смягчили разочарование, охватившее Подэкспертного Человека, когда он убедился, что не все тестовые пробы, успешное выполнение которых предполагает хорошо развитое абстрактное мышление, оказались ему по силам. Он тут же поинтересовался, не шизофрения ли это, и был удовлетворен, услышав, что его ошибочные решения не признаки болезни, а естественные проявления присущего ему конкретного типа мышления (когнитивного стиля), т. е. стиля мышления человека, более предрасположенного к решению интеллектуальных задач преимущественно прикладного (сугубо частного и практического) характера. Ответы на тестовые пробы отражали выраженную ориентацию Подэкспертного Человека на активные действия: обобщаемые в смысловые категории предметы оценивались им с точки зрения их функционального назначения и возможности максимально конструктивного использования на практике (в быту, например). К сожалению, Подэкспертный Человек не особенно часто догадывался рассмотреть эти категории за пределами конкретного представления о них и таким путем попытаться увидеть их весомость в контексте иных и более сложных смысловых значений.