Как много в этом звуке… (Пронин) - страница 112

Считается хорошим тоном шумно радоваться таким вот встречам, хлопать друг друга по спине, причем посильнее, пусть знает старый приятель, что ты не так уж и дряхл. Положено блистать именами, датами, ценами на те непритязательные вина, одни названия которых поныне волнуют и выволакивают — выволакивают из прошлого картины прежней, глупой и счастливой жизни. Но такие встречи и выбивают из колеи, обезоруживают. Каких бы вершин ты ни достиг, с какими бы людьми ни поякшался, на лице твоем видны утраты, отказ от тех недоступных целей, которые когда-то тешили твое самолюбие. Зная свои слабости, уступки, зная, где продешевил, а где откровенно сдался, ты чувствуешь неловкость, будто обманул чьи-то ожидания, подвел хорошего человека…

— А знаешь, — неожиданно предложил Еремей, — пошли ко мне, а? Посидим, старое помянем, а? Пошли?!

— Может, как-нибудь в другой раз… Созвонимся, — залепетал я, презирая себя и стыдясь.

— Как ты сказал? — рассмеялся Еремей. — Созвонимся? Ну, ты даешь! Что такое «созвонимся» — я знаю. Это значит «отстань».

— У меня кое-что намечено… И как-то неловко…

— Старик, ты шел по улице прогулочным шагом. Так не торопятся. Так дышат воздухом. Подышим вместе. На, держи! — Ныряя в телефонную будку, он сунул мне плоский, с цифровым замочком чемоданчик.

Я повертел его в руках, полюбовался отделкой, даже постучал пальцами по крышке — во всем была видна нездешняя добротность. Эти чемоданчики почему-то называют «дипломатами». Не иначе как дипломаты ходят с такими вот вызывающе непрактичными емкостями. Что в него можно положить? Какую-нибудь очень важную депешу, а то и целое международное соглашение, ультиматум, например, или договор о дружбе и сотрудничестве, о помощи в случае нападения третьей державы. Лайковые перчатки можно бросить в такой чемоданчик, когда входишь в иностранное посольство. Конечно, внутри есть кармашки для авторучки с золотым пером, плотная пачка денег сюда поместится — ею можно поощрить резидента разведки. Да, и пистолет. Нетрудно догадаться, что это должен быть вороненый бесшумный пистолет, специально предназначенный для устранения нежелательных свидетелей, соучастников, а то и собутыльников. Трехзначный номерной замок, вмонтированный под черной ручкой, ясно говорил, что не так просто добраться до секретов государства, на которое работает такой предусмотрительный дипломат, как мой старый друг Еремей.

А сам он, закончив разговор, вышел из телефонной будки в распахнутом светлом тулупчике, окруженный нарядными клубами розового пара.

— Все в порядке, старик! — сказал он. — Нас ждут. Единственное, что необходимо сделать, — это раздобыть бутылочку поприличнее. Только что собственной рукой, вот этой самой, — Еремей вынул из перчатки и показал маленькую растопыренную ладошку, — я отрезал тебе пути к отступлению. В данный момент, — он выбросил руку вперед, оголив запястье, и посмотрел на сверкнувшие металлическими гранями часы, — в данный момент Людмила расстилает на столе самую нарядную скатерть, которую только нашла в доме. Ты слышишь треск? — Он поднял вверх указательный палец, и низкое зимнее солнце опять сверкнуло на гранях часов. — Это горят мосты за твоей спиной!