— Да, действительно, что-то стало жарко… — пробормотал я, понимая, что отступать некуда.
— Наоборот, старик! — расхохотался Еремей. — Что-то стало холодать! И нам с тобой пора поддать!
— Ты сказал — Людмила… Это та самая Люда?
— Какая? А, ты имеешь в виду еще ту… Нет, не та! — Еремей досадливо махнул рукой. — Другая. Гораздо лучше.
— Лучше той?
Еремей посмотрел на меня понимающе, усмехнулся, оттопырив узенькие усики, успокаивающе похлопал по плечу.
— А та… Вы не встречаетесь?
— Знаешь, я упустил ее из виду. Мы как-то потерялись. Бывает. Да! Она звонила мне несколько лет назад! — с некоторой горделивостью воскликнул Еремей. Впрочем, в его голосе прозвучало и легкое пренебрежение. — Пошли-пошли, вон в том гастрономе неплохой винный отдел… А как сам-то здесь оказался?
— Командировка.
— Надолго?
— Неделя… Дней десять… Как получится.
— Много работы?
— Не думаю, — ответил я. — Тут важно само присутствие. Значит, говоришь, она звонила?
— Кто? Ты о ком? А! Звонила. И, как обычно, некстати. Представляешь, уже вечер, я балдею у телевизора, жена, то-се… А тут звонок! Поднимаю трубку, начинается дешевый провинциальный розыгрыш: ты меня узнаешь, ты меня не узнаешь, угадай, кто звонит, забываешь старых друзей, ну и так далее. Наконец называет себя, предлагает встретиться, поболтать, косточки общим знакомым перемыть. Говорит, что в городе ненадолго, проездом…
— Где она работает?
— Не угадаешь! Какая-то концертная бригада, их последнее время развелось как…
— И что же, вы встретились?
— Что ты! Конечно, нет. На кой черт? Нет, ты скажи — на кой черт?! — Еремей, шагавший немного впереди, неожиданно обернулся. — Ну, представь, появляется человек из прошлого и предъявляет какие-то права на тебя, на твое время, настроение… Да, с этим человеком у тебя связаны не самые худшие воспоминания, ну и что? Приглашает на концерт, представляешь? С женой, говорит, приходи, похвастайся приобретением. Шутит, надо понимать.
— А ты?
— Я спрашиваю: а по телевизору ваш концерт не будут показывать?
— А она?
— Повесила трубку. Ты же ее знаешь… Но тебе, старик, я рад. Честно. — Еремей как вышел из телефонной будки в распахнутой шубейке, так и не застегивал ее, и были во всем его облике легкость, неуязвимость и… и, наверно, все-таки было довольство собой, хотя, в общем-то, по случаю встречи я мог бы этого и не заметить. — Приятно встретить человека из старой гвардии, — продолжал Еремей. — Человека, который не сковырнулся, не скопытился, который еще держится, черт побери!
— Да мы все, в общем-то, держимся.
— Нет, старик, нет! Многие наши сошли с дистанции, многие. Валик погряз в квартирных склоках, жалобах, заявлениях, разменах… Ты, наверно, слышал, он всем об этом пишет, жаждет сочувствия и понимания. Дедуля стал рефрижераторщиком, знаешь? Погнался за большими деньгами. Теперь месяцами смотрит в зарешеченное окно служебного купе. Как обезьяна из бродячего цирка. При этом вроде что-то выстукивает на пишущей машинке… Что он может выстучать — не знаю. А Игоря посадили.