— Какой-то ты сегодня…
— Я совсем не такой, как ты думаешь. С тобой я вот такой, а с другими — другой. Но с тобой я не могу вести себя иначе. А другие, возможно, видят меня таким, каким хочешь видеть ты.
— Все это слишком умно. Ты просто хочешь казаться лучше, чем есть на самом деле.
Алексей успокоился. Он волновался в ожидании перемен, боялся их. Но все оставалось по-прежнему. И завтрашний день будет таким же. Даже длиннее. Дни стали увеличиваться.
— А знаешь, — сказал он, — воробьи почему-то садятся только на те деревья, которые вдоль дорог, а в сквере, вон глянь, ни одного нет.
— Наверно, теплее над дорогой.
— Наверно. А может…
— Что же ты замолчал?
— Продолжить? Слушай. Ты позвонила сегодня: «Почему не заходил?» Тебя ведь интересует, почему я не заходил? Тебя это страшно интересует? Хочешь, я буду звонить десять раз на день? Хочешь, буду заходить каждый день?! Хочешь, не оставлю тебя ни на минуту?! Ты хочешь этого?
— Не знаю…
— А я не могу иначе. Да и зачем иначе?
Сквозь снег было видно, как вспыхивали и гасли громадные, словно живые, глаза светофоров, они будто медленно и важно моргали в темноте. На мостовой от машин оставалось по две широкие полосы. Как лыжня великана.
— Где ты празднуешь Новый год? — спросил он. — Хочешь, приходи к нам в наше уважаемое учреждение. У нас как раз свадьба.
— Кто женится?
— Я.
— Ты?! Поздравляю. Я рада за тебя.
— Спасибо.
— Ну, я, наверно, пойду. В таком случае. Да и тебе пора.
Он смотрел на ее удалявшуюся, таящую в снегопаде фигуру и все сильнее чувствовал боль от незначительности всего того, что ожидало его завтра — автобус, давка, работа, разговоры о соседских кознях, о болезнях, намеки, ухмылки за спиной. И снова бумаги, бумаги… Ужасно длинные и ужасно пустые дни. А вечера… Что будет с ними? Она уносила с собой тревогу, злость, измену — все. И оставляла совсем ненужное спокойствие.
— Таня! — он бросился догонять ее.
* * *
А потом наступила весна, прошел первый дождь. Невидимые в темноте капли срывались с карнизов, с балконов и летели вниз. Отдельные капли падали ему на голову и запутывались, дробились в волосах. Рядом светился окнами большой дом. Мелькали тени. Из открытых форточек слышалась музыка. Пахло весной, теплой землей, липкими почками, дождем. И еще какой-то далекой тревогой. Словно эта его жизнь на земле уже не первая, и вот пришло воспоминание о прежнем пребывании на земле, от которого ничего не осталось, кроме легкой тревоги и чувства узнавания. И теперь вот снова — ночь, земля после дождя, теплая кора деревьев, мягкие почки…