— Как жизнь, Тюльпин? — спросила Лариса.
— Нормально. Скоро придем.
— Хандра кончилась?
— А разве она у меня была?
— Тогда отлично.
«Вот оно, — подумал Тюльпин. — Начинается. Еще один порыв. Но сейчас она этого не сделает, иначе потеряется весь смысл вылазки. Хотя… Может и сейчас. Обозлившись на свою нерешительность. Но помогать не буду. Уж мне-то совсем ни к чему…»
Мерно шагая в потертых, намокших кедах, Тюльпин настороженно, из-под надвинутой на лоб вязаной шапочки, смотрел по сторонам. К осени у него всегда было суеверное отношение, будто он уже когда-то жил именно в этой осени. И тогда с ним произошла невеселая история. Дело даже не в том, веселая она или нет, — произошло тогда с ним нечто важное… Может, любовь. Или детство. Или умирал он этой вот осенью, в этом лесу. И сейчас тоже должно что-то произойти. Еще эти вороны…
— Вороны — дурная примета, — сказала Лариса, и он замер.
Но женщина замолчала, и Тюльпин облегченно перевел дух. «Пронесло», — подумал он и усмехнулся, поймав себя на этой мысли.
Приметы… У каждого они свои, каждый по ходу жизни окружает себя всевозможными знамениями, освящает их верой, молчанием, поклонением. И вряд ли сможет объяснить, почему одни приметы кажутся ему хорошими, другие — дурными. Вороны пролетели — это в самом деле плохо. Напрасно он согласился на эту поездку, ох напрасно. Хотя то, что произойдет сегодня, здесь, могло произойти каждый день и где угодно — дома, на улице, в автобусе… В постели. А что, в постели даже проще. Тюльпин напоминал себе человека, который, стоя на краю пропасти и пытаясь отойти от нее, лишь скользит, перебирает ногами, оставаясь на месте, и сваливает, сваливает вниз последние камни, последнюю опору.
Когда они вышли к реке, опять начал накрапывать мелкий бесшумный дождь. Река казалась неподвижной, и только по желтым плывущим листьям можно было заметить быстрое упругое течение. Сбросив рюкзак, Тюльпин вошел в чащу и вскоре вернулся с охапкой мокрых коряг. Свалив их в кучу, начал разводить костер.
— Может… бог с ним, с костром? — спросила Лариса.
— Думаешь, не разгорится?
— Не знаю… — Она отошла к берегу. Подняв камень, Лариса размахнулась и бросила его подальше от берега. В тумане раздался глухой, замедленный всплеск.
«А ведь она совсем не смотрит на меня, — озадаченно подумал Тюльпин. — То отходит в сторону, то вперед убегает, дело какое-то находит… Значит, ничего не отменяется. Так, наверно, охотник не может смотреть в глаза своей собаке, решив ее прибить или продать. Впрочем, чего это я… Уже с собакой начинаю себя сравнивать… Слабак. Будешь слабаком, если…»