Иногда мне кажется, что ради него я и сажусь за новую рукопись, только он и дает мне силы довести ее до конца…
А один мой друг, очень большой любитель книг, просто читатель-профессионал, получив очередную мою книжку с трогательной надписью и дождавшись, когда я уйду, старательно запихивает ее на полку, где у него свалены сантехнические железки, стиральный порошок, лыжная мазь и прочие хозяйственные ценности. Конечно, книгу он прочитает, причем с карандашом в руке, отмечает смешные слова, зачитывает жене безграмотные фразы, но потом неизменно засовывает на ту самую полку. Он мог бы поставить книгу и в более достойное место, но ничего не может с собой поделать. Только увидев ненавистный корешок среди мыла, ацетона и старых мочалок, он обретает душевное равновесие. Его я тоже не забываю. Прихожу с бутылкой, вручаю книгу, радостно рассказываю, как все происходило, совершенно обнаглев, делюсь творческими замыслами, рассказываю, как меня осеняло в том или ином случае. Он терпеливо слушает, иногда даже переспрашивает, протирает очки, почему-то потеющие на нем после третьей рюмки, поздравляет, но я знаю, каково ему. Он тоже придает мне силы, и ради него я работаю, извожу себя творческими исканиями.
Но для предисловия все это не годилось. Я заглянул в другие книги, прочитал несколько очень внушительных предисловий. Речь в них шла о героических биографиях, о вкладе в мировую культуру, да и писали их не сами авторы и даже не современники, а люди, можно сказать, нашего времени, нашего пошиба.
Может быть, в самом деле, изложить историю моего становления, поделиться с читателем собственными представлениями о той роли, которую я играю в отечественной и мировой прозе?.. Но будет ли это понято правильно? И потом, скромность принудит меня к сдержанности, и я могу скатиться к недооценке самого себя…
Шутки — это хорошо, но понедельник неумолимо приближался, а у меня не было ни единой строчки предисловия. Я знал, чем все кончится — вырежут из моего многострадального текста еще двенадцать страниц, и дело с концом. А потом попробуй докажи кому-нибудь, что вместо этого провала был текст, сравнимый с лучшими образцами мировой прозы, что герой, который выглядит призрачной тенью, совсем недавно был полнокровным, брызжущим здоровьем и поступками типом… Нет, о книге судят по книге, а не по причитаниям автора.
Помню, одно маленькое издательство с каким-то очень лучезарным названием набралось не то мужества, не то снисходительности и решило опубликовать сборник моих рассказов. Сейчас могу сказать — неплохие были рассказы. Кстати, через много лет они были напечатаны в центральных изданиях и никого не озадачили, хотя, честно говоря, и больших восторгов у читающей публики не вызвали. А тут — сборник. Боже, для начинающего первая книга… Что со мной творилось! Как я был молод, глуп и счастлив! Мне снился роскошно изданный том, я держал его в руках, ощущая тяжесть хорошей бумаги, плотность обложки, видел блеск серебряного тиснения и до сих пор помню религиозный трепет, который испытывал тогда, двадцать лет назад, во сне. Когда выходит книжка, ощущаешь, конечно, и радость, и гордыня может посетить, и шалости ради подаришь ее какому-нибудь хмырю, который с угрюмой подозрительностью из года в год следит за тобой. Но нет возвышенного волнения, причастности к чему-то важному, счастливой встревоженности. Я держал в руках синий том в плотной обложке листов этак под двадцать. И если в том давнем сне мне удалось увидеть будущую свою книгу, могу сказать — эта книга еще не вышла. И кто знает, не затеваю ли я каждую новую в безумной надежде испытать наяву тот тихий восторг от синенького томика с серебряным названием. Но самого названия не помню. И фамилию свою не помню на той обложке…