— Вы слышите! Решайтесь, Верочка!
— Решаться на что?
— Ну, как... Роман! Скажи что-нибудь?!
— В Киеве много медицинских учреждений, работу найти несложно. В крайнем случае поможем, у меня есть к кому обратиться...
— А какой случай вы называете крайним? — спросила Вера Петровна, рассматривая цветы на столе.
— Когда возникают трудности, когда приходится прибегать ко всевозможным усилиям, чтобы преодолеть препятствие.
— Вы думаете? — рассеянно спросила Вера Петровна.
— Да! — с преувеличенной твердостью сказал Роман. — Я всегда сначала думаю, а потом говорю.
— Какое хорошее качество! Но мне кажется, время ваших слов не пришло, ведь вы еще думаете, верно?
— Верочка, вы начинаете кусаться, это мне нравится.
— Наконец-то хоть что-то вам понравилось во мне, — рассмеялась Вера Петровна. — А то я уж совсем пала духом.
— Но ведь и вы, Верочка, еще думаете, — заметила Клавдия Федоровна.
— О! Я вообще сначала поступаю, а уж потом думаю, разве нет? — После шампанского Вера Петровна могла себе позволить рискованные слова.
— Из чего же это видно? — спросил Роман несколько оскорбленно, хотя и непонятно было, что вызвало его обиду.
— Это видно из того, что я здесь, а вы все еще дома!
— Вера, да с вами опасно разговаривать! — восхитился Роман.
— Только разговаривать со мной и опасно, — успокоила его Вера Петровна, не желая замечать двусмысленности своих слов.
Роман посмотрел на нее озадаченно, склонил голову набок, обдумывая услышанное, потянулся к бутылке, но она оказалась пуста.
— Ничего, я принесу, — сказала Клавдия Федоровна, поднимаясь. — Здесь недалеко один магазинчик, там бывает... А вы пока поговорите. — Она выразительно посмотрела на сына.
— Что вы, Клавдия Федоровна! — воскликнула Вера Петровна. — Не надо! Откровенно говоря, я сижу из последних сил, у нас уже глубокая ночь, я попросту засыпаю!
— Ничего. Пройдусь, подышу, а то я слегка захмелела. Я постелю вам, Верочка, в комнате Романа, а он устроится в общей.
Клавдия Федоровна ушла. Роман с шалым блеском в глазах поглядывал на Веру Петровну, пока она убирала со стола, мыла посуду. Потом направился к проигрывателю, покопался в пластинках и поставил Пугачеву. Что-то, видно, перекликалось в его душе с раскованностью певицы и безудержностью чувств, которые она воспевала. А пела она о том, как некий чудак, до смерти влюбившись в заезжую красотку, взял да и в одночасье распродал все свое имущество — дом, кое-какие художественные ценности и на вырученные деньги накупил цветов, исключительно красного цвета, что должно было говорить о страстной его любви. Цветов оказалось так много, что он завалил ими всю площадь перед домом, где остановилась красотка. Неизвестно, как она отнеслась к такому объяснению, но наутро поспешила покинуть и этот город, и странного типа в задрипанных штанах. Больше она сюда не приезжала, но до конца жизни оставалась потрясенной невиданным зрелищем заваленной цветами площади. Происшедшее с лихвой окупало все огорчения и беды, которых немало случалось в их жизни...