— Мессир Альмереджи знает, что он дорог вам, — проронил Портофино.
Гаэтана опомнилась и в ужасе закусила губу.
— Господи… откуда? Вы ему сказали? А вам — Камилла?
Портофино улыбнулся.
— Вы просто забыли, синьорина, что мессир Альмереджи не только хороший любовник. Он ещё и хороший солдат, хороший охотник и очень хороший…. шпион. Он узнал это от вас, подслушав после Троицы ваш разговор с донной ди Грандони.
Гаэтана побледнела. Портофино продолжал как ни в чём ни бывало.
— Мессир Ладзаро переживает сейчас не лучшие времена. Но кто знает, что будет завтра? Не следует отвергать его. Эти странности необъяснимы. Бывает, очень хороший воин, сильный на поле брани, оказывается слабым, когда речь идёт о победе над собой. Но мессир Альмереджи способен изменить себя.
Гаэтана подняла глаза на отца Аурелиано, но тот безмятежно оглядывал алтарные росписи.
…Гаэтана не спала ночь. Он давно смирилась с мыслью, что недостойная её связь никогда не сможет обороть её. Она была несчастна, но притерпелась и к несчастью. Она была сильна и способна вынести любое горе, полагая, что Господь благ и не пошлёт ей испытание не по силам. Значит, она в силах это вынести. Слова отца Аурелиано смутили её. Он уговаривал её… уступить? Нет… не отвергать Альмереджи. Но даже если Ладзаро и знает о её любви, как утверждает Портофино, что он может предложить ей, кроме позорной связи? Ладзаро никогда не женится — это она понимала. Такие не женятся. Как же не отвергать его?
Совет монаха был греховен, поняла Гаэтана.
* * *
Тристано д'Альвелла помолодел на десять лет, чему никто из его присных и придворных не находил объяснений. Вдова сына была вселена им в его палаццо, а внук занимал всё свободное время. Теперь подеста с особенной злобой выслеживал убийцу — тот стал раздражать, ибо мешал его счастью видеть маленького Тристано, крал время. Он с изумлением вспомнил слова Даноли, предрёкшего ему милость Господа, с удивлением поняв, что с их разговора миновала неделя. Он решил навестить Даноли, но около его покоев столкнулся с Портофино, Альмереджи и Чумой. Все они столпились у двери.
— Он там, мы слышали, он там. Наверное, не может открыть, в обмороке…
Тяжёлой рукой Тристано д'Альвелла надавил на дверь, Чума из связки ключей молниеносно вытащил нужный, провернул его в замке и все влетели в распахнутую дверь. Волосы зашевелились на голове Тристано д'Альвеллы, Ладзарино онемел, Песте выпрямился, Портофино перекрестился.
Альдобрандо Даноли стоял на воздухе, облачённый в бледное сияние, исходившее от гаснущей у окна огромной фигуры с белоснежными крыльями, потоком света, казалось, осенявшими комнату. Свет погасал, и тело Альдобрандо, почти прозрачное, медленно опустилось на плиты пола.