Грациано поднял плачущую женщину, заметив, что растрёпанная куколка и впрямь весьма хороша собой. Негодяй порвал на ней платье и белье, и девица тщетно пыталась прикрыть грудь. Песте узнал Камиллу Монтеорфано и попытался успокоить напуганную девицу. Этими минутами воспользовался насильник: прикрыв лицо плащом, мерзавец удрал. Девица же вместо того, чтобы поблагодарить Чуму за спасение, зарыдала и ринулась к себе.
С того дня на двери синьорины появился лишний замок, она неизменно носила при себе нож, а в замке побывал епископ Нардуччи. Он час беседовал с герцогом, после чего последний публично обронил, что при обнаружении виновного — тот будет повешен без суда и следствия. Песте же, встретив Камиллу, поинтересовался, что за негодяй напал на неё? Она не узнала его? Девица обожгла его гневным взором и, не удостоив ответом, убежала. С тех пор, встречая шута в замке, неизменно молчала и отворачивалась. Каково, а?
Сейчас шут окинул девицу неприязненным взглядом и прошёл вверх по ступеням. На верхней резко обернулся и увидел, как синьорина поспешно, ни разу не взглянув на него, завернула в покои герцогини. Чума нахмурился и тут заприметил на площадке у башни Повешенной нескольких мужчин.
* * *
Это были «перипатетики» — придворные, слывшие «философами», любящие порассуждать о всякой всячине, собиравшиеся там каждую неделю. Сегодня здесь на несколько часов, что оставались до вечернего приёма у герцога, сошлись сенешаль Антонио Фаттинанти и хранитель печати Наталио Валерани, которых читатель уже видел за городом, а также каноник замка Дженнаро Альбани и главный лесничий Ладзаро Альмереджи. Тут же был и малоприметный секретарь его светлости Григорио Джиральди, редко бывавший на дебатах. Песте тоже нечасто участвовал в философских прениях, но его приход никого не удивил. Сам же Чума, заметив среди пятерых дебатирующих двоих людей подеста, задался вопросом, не ими ли и инспирирован разговор? Ведь отравитель так и найден. Он прислушался. Увы, беседа шла об искусстве.
Григорио Джиральди высказывался веско и аргументировано.
— Сегодня мы приходим к новому пониманию древних истин. Мы, наконец, разглядели Бога в мире! Бог во всем — в красоте природы, в силе энергичного мужского тела и изящных очертаниях женской фигуры. Раньше иконописец мало интересовался пропорциями человеческого тела, для него тело было только носителем Духа, но понимал ли он, что женское обнажённое тело тоже символизирует Бога? Нет! У него было только убогое понимание человека как образа Божия, тленного подобия вечного мира. В традиционном жалком понимании человек — греховное существо, обязанное своей временной земной жизнью доказать право на жизнь вечную, все свои помыслы посвятив Богу. На смену этим примитивным представлениям приходит новое видение, личность человека становится средоточием и целью всякого познания!