— Есть все основания рассчитывать на это, — подтвердил Портофино, многозначительно улыбнувшись.
Глаза инквизитора искрились. Здесь, при большем и лучшем освещении Альдобрандо заметил, что они необычного оттенка ледяного синего, похожего на осколки лазурита. Сейчас инквизитор напоминал римского патриция, и для полного сходства с сенатором ему не хватало только алой тоги и лаврового венка на волосах. Грациано же по-прежнему кривлялся, приветствуя теперь епископа, который бросил на гаера долгий взгляд и неожиданно проронил:
— Чем больше я слушаю вас, Чума, тем больше убеждаюсь в одной догадке. Но она настолько чудовищна, что мне страшно огласить её, — епископ, как заметил Даноли, смотрел на шута с явной симпатией.
Песте вытаращил свои и без того огромные глаза, испуганно заморгал и вобрал голову в плечи.
— Не пугайте меня, ваше преосвященство. Догадка — озарение глупости, оставьте её мне. Вам надлежит прозревать Истину.
— Именно этим я и занимаюсь. Я прозреваю, а точнее, подозреваю… что вы кое-что скрываете, мессир Чума.
— Это ужасно, ваше преосвященство! — потешно заверещал шут, завертевшись волчком, — если люди подозревают, что вы что-то скрываете… это означает, у вас… слишком хорошая репутация, ибо это единственное, во что сегодня никто не хочет верить. Упаси вас Бог, ваше преосвященство, натолкнуть собравшихся на мысль, что я могу иметь добрый нрав и непорочное сердце. Что может быть хуже? Люди чистые начнут уважать вас, ввергая в стыд, а подлецы — обливать грязью, чтобы ваши белые перья не портили их вороньих рядов.
— Но что, по вашему мнению, этот фигляр скрывает, ваше преосвященство? — с любопытством осведомился Портофино.
— Я подозреваю, что он скрывает слишком большой ум.
Песте состроил уморительную рожу — глумливую и растерянную одновременно.
— Помилуйте, епископ! Умственное достоинство, в отличие от мужского, свои преимущества не выпячивает. Что ж мне, в гульфик мозги засунуть? Никто не оценит, уверяю вас. Да и окажется ли размер достаточно впечатляющим, чтобы потрясти воображение наших дам? Может ли вообще потрясти их воображение что-нибудь, кроме полена? — проронил шут, заметив входящую донну Черубину Верджилези, статс-даму, вечную мишень своих ядовитых острот. Но, высказав последнюю пакостную двусмысленность, гаер снова обратился к епископу. — Но в чём-то ваше преосвященство правы. Да, если хочешь, чтобы тебя оценили по достоинству, держи своё достоинство на виду, — ломака сделал вид, что задумался. — Но не горделиво ли с моей стороны считать себя достойным… достоинства? По карману ли, точнее, по гульфику ли? Конечно, кому не хотелось, глядя в зеркало, видеть там человека достойного? Но разве не учит нас Мать-Церковь смирять свои желания?