— Я так соскучилась по тебе, любимый, — прошептала я. — И так боялась, что увижу тебя не скоро.
— И я скучал, — хрипло признался Дитер, гладя меня по обнаженной груди и лаская теплый живот. Мне казалось, под его ладонью оживает моя малышка, вибрирует, наслаждаясь нашим счастьем, нашей негой, и дарит мне блаженство. — Когда Шэн нашел меня… когда рассказал, что взял тебя с собой в качестве адъютанта, я чуть его не пришиб! Ей-богу, ударил кулаком по столу так, что он разлетелся в щепки!
— О, ты всегда был вспыльчивым! — мурлыкнула я, оглаживая его пресс и наслаждаясь твердыми мышцами и выраженным напряжением в его паху.
— Я думал, — со вздохом продолжил Дитер, — что ты самая вздорная… непослушная… из всех женщин, которых я когда-либо знал! И так… беспокоился, когда мне сказали… что ты… пропала…
Он застонал, когда я взялась за его горячую плоть и стала гладить медленно и сладко, подаваясь навстречу и целуя его красиво очерченные губы.
— Тебе рассказали крестьяне? — спросила я, лаская языком уголок его рта. — Что я… что мы… поехали в замок?
— Да, — выдохнул Дитер и одним резким движением раздвинул мне ноги. — Ох, Мэрион…
— Эй, не раздави меня! — засмеялась я. — Со мной теперь нельзя быть таким грубым.
— Это еще… почему? — сквозь зубы выцедил он.
— Скажу потом, — улыбнулась я, сама приподнимая бедра и разводя их в стороны. — Прошу, любимый… будь нежен!
Мой генерал наклонился и поцеловал меня в губы, и я перехватила и умножила его стон, когда Дитер вторгся в меня, уже ожидающую, уже наполненную жизнью. И задвигалась вместе с ним, шепча на ухо нежные слова, вскрикивая, кусая губы, сначала упрашивая быть осторожней и нежнее, потом просила сильнее и глубже, сама подавалась навстречу, отдавая себя без остатка. Волны блаженства качали нас, подкидывали к теплу и солнцу, мы по капле выдавливали свое одиночество, и тоску, и страх, заполняя друг друга любовью и жаром. И потом, на пике наслаждения, когда я почувствовала, как Дитер напрягся, я сжала его ногами и простонала:
— Не… бойся… теперь можно… прошу…
И вскрикнула, ощутив горячую пульсацию внутри, а после расцвела сама.
Мы лежали, тяжело дыша и гладя друг друга по коже. Дрожали от пережитого наслаждения, целовались, не в силах отпустить друг друга. У Дитера были счастливые глаза: я видела себя в его зрачках, и золотые искры сияли над моей головой, точно нимб.
— Ты… уверена, пичужка? — наконец, спросил он, гладя меня по животу. — Я имею в виду, что мы и в прошлый раз не предохранялись, и вот теперь…
— Уверена, — улыбнулась я, целуя его в кончик носа. — Я никогда не была столь уверенной, как сейчас.