О её желании обладать магией.
У простолюдинок много сказок о том, как их избирали длоры и вводили в свой круг. Даже на подмостки сцен эти сюжеты проникли, но в пьесах простолюдинки сначала не желали становиться жёнами длоров, поэтому не демонстрировали такой милой радости от первых опытов волшебства, как Лена.
Мои прежние жёны были чистокровными длорками, магия для них настолько привычна, что не вызывала восхищения, а воплощение теней воспринималось как нечто совершенно бессмысленное на фоне пластичного дома. Они даже ради приличия не хвалили эту способность, а Лена приняла её так восторженно…
Если подумать, то сейчас я занимаюсь восхвалением Лены, чего делать нельзя.
Лучше задуматься, с чего это молодая девушка хочет остаться здесь, даже без магии. Я, конечно, ей помогу, но… такое желание подозрительно.
Я понял, что стою перед открытой дверью в спальню и не двигаюсь.
Место преступления вновь предстало передо мной во всей своей отвратительности: обсыпанная багряным пеплом спальня с проломленным витражным окном, через которое корень магоеда, пробив полог кровати, добрался до мумии главы рода, буквально вчера ходившего по острову длоров живым и здоровым.
И снова я задался вопросом: какая сила могла сделать с ним такое? Почему Какики превратился в подобие сухого корня?
Впопыхах наброшенный мной щит не допускал в спальню экспертов, притихших за моей спиной.
Отлично же я сейчас выгляжу со стороны: почти бежал и вдруг встал как вкопанный. Да и то, что утром без предупреждения умчался с места преступления, тоже чести не делало.
То, что дом Лавентина разрушился, а его боевая химера чуть не пошла гулять по острову, моё безответственное поведение не оправдывает: эксперты уже занимались бы исследованиями, если бы я, разобравшись с проблемами Лавентина, о них не забыл.
Совершаю ошибку за ошибкой.
— Отойдите и подождите разрешения войти, — я провёл рукой, снимая с комнаты печать ограниченного доступа.
Пепел под ногами не шуршал и едва ощущался, но всё равно идти по нему, даже по собственному следу, перетоптанному следами Лавентина, было отвратительно, словно пепел отравлял сквозь подошву ботинок, словно его грязь марала сквозь одежду.
На этот раз я вплотную подошёл к кровати и коснулся руки мумии своего второго тестя. Пепел мерзко лип к коже, иссушенная рука на ощупь была, как камень. Гадко захрустела, отгибаясь. Пепел посыпался с полога. Задержав дыхание, я дёрнул чудом уцелевший после разрушения источника родовой браслет длора Какики. Тот со скрипом сползал с запястья покойника. Меня замутило.