Контролировать Лавентина — это даже звучит дико.
Сцепив пальцы, император уткнулся в них подбородком. Внимательно смотрел на меня. Вздохнул:
— Как бы нам сейчас пригодились порты Лельского княжества…
Глубоким вдохом я изгнал из груди тяжесть сожаления:
— Нет. Лена — моя последняя жена. Как бы всё ни сложилось, больше я ничью жизнь в жертву не принесу.
Глаза императора расширились, потемнели.
— Что? — таким ледяным тоном спросил он, что мурашки поползли по спине.
«Наш долг подчиняться императору», — зазвенели тысячами отголосков эха слова отца.
Император медленно поднялся. Всё во мне кричало: ты должен, должен, обязан подчиняться!
С болезненной чёткостью я видел, как морщинистые пальцы императора упираются в широкую столешницу рядом с криво лежащей газетой.
— Повтори, что ты сказал, — глухо приказал император.
Горло давил спазм, но я заговорил:
— Убийство невинных девушек — не та цена, которую я согласен платить. Это недопустимо. Я так не могу.
— У власти высокая цена. И скажи мне, Раввер, в чём разница между этими невинными девушками и всеми теми, кто погибает из-за наших войн, из-за принятых нами решений? Ты не хуже меня знаешь, что каждое наше действие создаёт огромный резонанс и…
— Это совсем не то же самое, что изо дня в день общаться с женщиной, спать с ней и знать, что она из-за тебя умирает! — неожиданно воскликнул я и осознал, что сделал, разжал кулаки.
Отвёл взгляд от вытянувшегося лица императора. Кашлянув, тот ответил:
— Это глупый мальчишеский идеализм. Такие мысли не для государственного служащего твоего уровня.
Я ниже опустил голову. Старался дышать ровно.
— Сядь, — велел император.
И сам сел. Застучал ручкой по столешнице. Отступив к креслу, я опустился на мягкое сидение. Я тень императора, я обязан ему подчиняться.
***
В домах глав рода имелись архивные гардеробные, где в особой атмосфере на манекенах и вешалках хранилась одежда прежних жильцов. Естественно только та, которую они там оставляли по доброй воле или после смерти.
Саранда предложила мне платья матери Раввера или жён его дяди потому, что они ближе всего к современной моде — пышным нарядам, напоминавшим об эпохе рококо. А можно было взять даже платья почти полутысячелетнего возраста — жены самого основателя, напоминавшие средневековые с расходящимся книзу подолом и длинными рукавами. Кажется, их называли блио или как-то так.
Особенно понравилось белое, с глубоким вырезом и оголёнными плечами. Оно было таким… волшебным. Соблазнительным. И ткань очень нежная, хотя издалека казалась жёсткой, как атлас. Она ласкала пальцы своей неестественной мягкостью. Наверное, очень приятно обнимать кого-то в такой одежде, и если Раввер прижмёт меня к себе…