Франя, однако, задерживалась, и я подумал: не уйти ли мне к себе на огневую? За войну я сознательно отвык от закрытых помещений, тяготивших меня, хотелось на свободу, которую давали лишь полевые пространства. Но что-то удерживало меня в этом вестибюле, и я дождался. В двери появилась наконец Франя с белым фарфоровым блюдом в руках. На нем были две чашки чая и еще что-то. Я сел за столик.
— Сахара нету, — пожаловалась девушка. — А можно, я позову хозяев?
— Хозяев? Ну, позови...
Вообще-то хозяева не входили в мои намерения, видеть их мне совсем не хотелось. Но если она просит... Тем временем в помещение как-то медленно, словно нерешительно, вошел высокий старик в темной пижаме, которая будто на вешалке висела на его костлявых плечах. Так же, как и брюки с нелепыми, словно генеральскими лампасами, неопределенного блеклого цвета. Был он совершенно лыс, но с удивительно волосатыми бровями, под которыми глубоко сидели темные внимательные глаза.
— Их груссен, гер официр, — старческим голосом приветствовал он, слегка наклонив голову.
— Здравия желаю, — сдержанно ответил я.
Вслед за стариком в дверях показалась маленькая старушка с совершенно белой, словно одуванчик, головой. Оба безмолвно остановились у входа. Сидя возле столика, я ощутил неловкость моего положения. Однако вставать не стал.
— Каине нацисты? — не очень дружелюбно спросил я.
— Каине, каине, — разом ответили хозяева.
— Они не нацисты, — подтвердила Франя. — Доктор Шарф — профессор биологии.
— Я, я, — согласился хозяин. — Университет штадт Ганновер.
Ну, если профессор, то и вправду, может, не фашист, все-таки биология — независимая наука, с облегчением подумал я. После этого сообщения мое отношение к хозяину несколько смягчилось, похоже, и его ко мне — тоже. Едва я взял со стола чашку с чаем, как хозяин произнес «момент» и направился к двери. Я понял, что надо подождать. И правда, он скоро вернулся, с трудом передвигаясь на негнущихся ногах, поставил передо мной крохотный графинчик, наполненный золотистой жидкостью.
— Дас ист коньяк!
Хозяйка что-то шепнула Фране, и та вскоре подала четыре миниатюрные рюмки на тонких ножках.
— Доктор Шарф угощает. Позвать солдата?
— Я сам, — сказал я и вышел во двор.
Мой Кононок, сидя на ступеньке крыльца, скучающе наблюдал за огневой позицией, где, видно было, сидели, лежали, курили его товарищи. На дворе было тепло, ярко светило весеннее солнце, над городком и долиной стояла полуденная тишина. Словно и не было войны. Я велел Кононку сбегать на огневую, принести хлеба.
— И там у Медведева тушенка была. Захвати баночку.