Как всегда на фронте, чем бы я ни занимался и где бы ни находился, сквозь дела и разговоры не переставал ловить звуки извне, которые могли донести знаки тревоги, каких-то изменений в обстановке. Изменений, разумеется, к худшему — к лучшему на фронте ничего не изменялось. Наверно, эта моя настороженность теперь передалась Фране, во взгляде которой то и дело вспыхивала тревога.
— Стреляют?
— Это далеко.
— А здесь будут стрелять?
— Будут, конечно. Пока все не закончится.
— А когда закончится?
— Тогда настанет мир. И жизнь, и счастье, — сказал я не без наигранного пафоса.
Конечно, смутная тревога никогда не оставляла меня, но я старался загнать ее вглубь, в подсознание, чтобы она не нарушала безмятежности моих чувств к Фране. Кажется, я уже начинал ощущать радостную возможность, сулившую желанное в отношениях с девушкой. Хотя все это оставалось очень неопределенным, готовым, едва появившись, тотчас исчезнуть.
— У меня как раз сестричка такая. Семнадцать лет. Если только жива... — сказал я.
— Мне чуток больше, — отозвалась Франя. — А где ваша сестричка?
— Кто знает. Может, в Германию угнали.
— В Германии плохо. Кроме всего прочего — бомбежки ужасные. Мои же старики потому и переехали сюда. Когда дом разбомбили.
— А тут лучше?
— До сих пор лучше было. Пока война не докатилась. Прежде я думала: может, в Германии спокойнее будет, а то ведь в Беларуси сплошное смертоубийство. Жить стало невозможно. Как дядька Левон говорил: хоть живым в гроб ложись...
— Все Гитлер проклятый.
— И не только Гитлер — и другие не лучше, — тихо сказала Франя и смолкла. Похоже, на этот счет она имела собственное мнение.
В общем я был согласен и не возражал: виноват не один Гитлер, но и многие немцы, разорившие Европу, убившие миллионы людей. Но скоро этому конец, человечество освободится от кровавого маньяка и его приспешников, настанет всеобщая радость. Так примерно ответил я Фране.
— Будет и радость, будет и печаль, — сказала она и как-то виновато улыбнулась, устраняя тем невольное разногласие между нами. И я подумал, как много может выразить непринужденная улыбка девушки — особенно той, которая тебе нравится. Почему-то, однако, вместо удовлетворения у меня мелькнула диковатая мысль.
— А у твоих хозяев сын есть?
— Был.
— Был и?..
— И сплыл, — полушутя окончила Франя, похоже, догадавшись, о чем я подумал. — В прошлом году погиб в Восточной Пруссии.
Все это она произнесла легко, почти беззаботно, и все же в ее тоне послышалась едва заметная фальшивая нотка, и я промолчал.
— Прислали сообщение, документы, письма, номер могилы. А почему это вас заинтересовало?