На третью ночь мы прибыли в Верхнеднепровск, откуда по железной дороге на товарных поездах доехали до Екатеринослава. Мы с Бабешко устроились на общей конспиративной квартире, сначала в самом Екатеринославе, а затем в Нижнеднепровске.
* * *
В течении ближайшей недели побег наш приковал к себе внимание широких слоев населения. О нем много писали и говорили в самых отдаленных углах губернии и за пределами ее. Газета союза «истинно русских людей», кажется, «Русская Правда», писала, что революционеры дошли до невозможного, до нападения на дом божий и самого бога, и призывала православных к сплочению.
В рабочей среде, наоборот, акт этот вызвал подъем духа и симпатию к революционному дерзанию, которое было проявлено в этом акте. Не было завода и мастерских на Украине, где бы этот акт тогда не обсуждался и не вызывал к себе самого полного сочувствия со стороны рабочих. Мы, анархисты были особенно рады этому сочувствию, ибо видели в нем признак того революционного действия, которое мы неустанно проповедовали в массах и которое через десять лет нашло массовое выражение в русской социальной революции.
Но не столько физический, сколько огромный моральный удар мы нанесли этим актом своему врагу. Удар этот разрушил, растоптал в прах лживую идею непогрешимости власти, идею божественного покровительства ей. Мы показали, что под этими идеями скрывается ничто иное, как грубая идея силы, единственно на которой только и держатся правительства. И мы показали далее, что смелым, ловким ударом кулака или топора пролетариат может опрокинуть и силу власти и силу бога.
Оживилась и наша анархическая среда. После многих потерь, понесенных нашим движением за последний год, мы, наконец, нанесли своему врагу удар, от которого неминуемо должен был падать его престиж и, наоборот, расти в массах престиж революционной анархической идеи. Это сознавалось во всех наших больших и маленьких группах, и это подымало их дух и настроение.
* * *
В первые дни возвращения нашего в Екатеринослав, товарищи предложили мне и Бабешко поехать на время заграницу, пережить там острое для нас время. Положение анархического движения к тому времени было чрезвычайно тяжелое. Почти все активные работники были настолько скомпрометированы, что им грозила смертная казнь, и они жили в невероятно тяжелых условиях подполья. Не проходило недели, чтобы кто либо из них не погибал. Уцелевшие вынуждены были дни и ночи прятаться. Мы с Бабешко переходили с квартиры на квартиру, не всегда вооруженные, так как часто приходилось имевшиеся у нас браунинги одалживать товарищам, шедшим на террористические акты. Силы наши таяли с каждым днем.