Вся тяжесть лобового стремительного удара врага обрушилась на красноармейский отряд имени Карла Маркса, защищавший Пулковские высоты.
Танки, мерцая тяжкими стальными доспехами, поднимая землю, с ворчанием мчались на жидкую цепочку закопавшихся в землю людей. Снаряды падали, подбрасывая к небу гигантские фонтаны земли. Воздух шатался, и люди получали тяжкие ранения, контузии от этих могучих колебаний пропитанного гарью воздуха.
Матрос Белокопытов, командир отряда, вжимая в глаза бинокль, подымал руку, а когда он опускал ее — истерзанная старая трехдюймовка выплевывала визжащие снаряды.
Удалов — токарь Путиловского завода, белобрысый, голубоглазый парень, с пушистыми ресницами, прижимаясь к трясущемуся, воняющему от накала пулемету, бил по врагу.
Внезапно Белокопытов наклонился к нему и стал что–то кричать, указывая назад — туда, где на толстом холме возвышалась хрупкая стеклянная голова обсерватории.
Слов его нельзя было разобрать, но Удалов понял по движениям губ командира, что нужно было сделать.
Удалов хотел встать и, приложив руку к козырьку, сказать четко по–военному: «Есть, товарищ командир, будет сделано», но Белокопытов схватил его за ногу и повалил на землю. И если бы он этого не сделал, Удалов валялся бы на земле с телом, перебитым свинцовым ливнем.
Удалов шел в обсерваторию вместе с двумя красноармейцами.
Моросил неиссякаемый мелкий дождь, было скользко, люди карабкались вверх, цепляясь за взлохмаченные кусты.
Удалов деловито пояснял задание командира.
— Наука для пролетариата — первое дело! Науку мы уважать должны! Там вон увеличительное алмазное стекло в трубку вставлено, через него все как есть видно. Профессора через это стекло марксизм подтвердили. Бога нет, а звезды — расплавленная масса!
Продрогшие, усталые красноармейцы добрались до здания обсерватории. Раздобыв мешки, они набивали их в огороде сьгрой, тяжелой землей и таскали в обсерваторию. Там по металлической лестнице опи пробирались с красными, искаженными от натуги лицами на хрупкий хрустальный купол обсерватории и устилали его мешками с землей.
Лоснящийся пол обсерватории был запятнан следами облепленных размокшей землей сапог.
Удалов велел красноармейцам разуться. Взглянув на свои босые ноги, потом на купол, он сказал, усмехаясь:
— Чисто… как в мечети мусульман!
И сам расхохотался.
К красноармейцам вышел высокий старик в белом халате, с бледным продолговатым лицом и розовыми, усталыми, старческими глазами.
— Что тут происходит, господа?
Удалов, не обижаясь на «господа», добродушно сказал:
— Если из тяжелой вдарят, — всем вашим трудам крышка!