В огромной комнате комсомольской коммуны было больше всего стен. Шеренги костлявых коек — на одной из них лежит Сашка. Застыл в забое. Тупо, глухо болит нижняя челюсть. Половина лица натекла болью. Ходики нудно капают секундами. Тик–кап, кап–тик. В комнате тихо. Кажется, слышны мысли. Внезапно, с лошадиным топотом вваливаются ребята. С ними новенький заграничный Роберт Фаро, вложивший в вежливую улыбку ослепительные зубы. Собрав у всех понемножку иностранных слов, Сашка договаривается с Фаро о совместной работе, и вот, на другой день, они ползают на четвереньках по липкой черной грязи, по колючему угольному щебню, продираясь сквозь завалы, громоздящиеся обрушившимися глыбами угля. Плохо ставленные крепления зловеще потрескивают над их головами. Мокрый, угарный, тенистый воздух душит.
Сашка, нахлобучив на глаза мохнатые брови, ругается многопудовым басом. Роберт неожиданно скоро научился тоже заковыристо материться.
Было очевидно, что механизмы гибнут от зверского вредительского обращения. В шестеренки бара врубовых машин чьи–то руки клали куски железа. Кто–то рубил электрокабеля. Заведующий механизацией разводил руками. Его щетинистое, как у ежа, лицо, украшенное насаженными на нос очками, рыражало полное и искреннее изумление по поводу «этих событий».
Саша создал комсомольскую бригаду скорой помощи, в которую вошел и Фаро. Бригада должна выяснить причины невыполнения заданий, выяснить состояние механизмов, наметить ряд мероприятий. Когда бригада починила осевший под кровлей конвейер вместо 12 часов в восемь и он двинул половодьем угля, Роберт хлопал в ладоши и, радостно хохоча, лез со всеми обниматься.
Группа выдающихся ударников, рабочих и специалистов организовала показательную бригаду по механизации. Бригадир — инициатор Роберт Фаро.
Курсы по подготовке машинистов машин, крепильщиков и бурильщиков. Руководитель — Саша Петренко. Вот Ваня Козлов — комсомолец с 18‑го года. На его скуластом, нозолоченном веснушками лице всегда сияет полнозубая улыбка. Он и спит с улыбкой. Понимает тотчас все, но сейчас же забывает. Вот — Шандыба, беспартийный сезон–пик, весь прокопченный, угластый, жесткий, ему все трудно дается, но уж если положит в голову, то на всю жпзнь. Вот Гришка Сенкевич с ворохом взъерошенных волос и здоровенным горластым ртом, оборудованным отличными зубами, — всегда восторженный и рассеянный изобретатель.
Сашка, роясь в пудах бумаги с рабочими предложениями, нашел в них простые и ясные доказательства того, что врубовые машины могут работать на круто падающих пластах так же, как и на пологих. Чертеж стало нельзя хранить в прежних рамках проекта. И вот вечерами Сашка и Роберт Фаро принялись кропотливо копошиться иглами циркулей в сложном механизме линий чертежа с еще незажившими красными скептическими пометинами, нанесенными щуплой рукой главного инженера рудника А. И. Круглова. Когда Сашка и Роберт Фаро работают — в комнате все немеет. Ребята тихнут, а ведь в 20 лет это что–то значит. Вымоложенный, с сияющими глазами Роберт, барахтаясь в русских словах, восторженно размахивает циркулем, и чертеж обрастает железом и сталью. В трущобы штреков, громыхая, ползут, вгрызаясь в пласты угля, танки врубовых машин. Конвейеры подхватывают угольную лаву, и скрепера выносят миллионы пудов нагора.