Жгучее солнце расплавилось в горячей голубизне летнего дня. Теплые облака волокутся по небу сизым дымом. Распаренный ветер ошалело замер в горячей пыли. Жарко!
Трамвай, осторожно подпрыгивая на стрелках, глухо грохочет. Моя рука просунута в кожаную петлю, и я раскачиваюсь на ней бессильно и вяло, обливаясь теплым потом. В окна трамвая врываются чадный, смолистый запах асфальта и обыкновенные уличные пахучие шумы, и я мечтаю!
Вода. Гм… вода! Обыкновенная речная вода. Она замечательно пахнет кувшинками, сыростью и остуженными солнечными лучами.
Водная станция вырезала себе лучший кусок залитого солнцем неба. Белые вышки, башни, веранды и баллюстрады из сухощавых белых архитектурных конструкций спадают ступенчатым амфитеатром в сиреневую глубину реки.
Водная станция переполнена голотелым спортивным племенем. Легкоатлеты с невероятно длинными ногами, боксеры с босыми затылками и навьюченные мускулатурой тяжелоатлеты растворены в веселой людской массе.
В желтую смуглоту ребят вкраплены бело–яркие фигуры случайных посетителей. Вот белотелый человечек, копирующий гнутым позвоночником покорность вопросительного знака, умильно смотрит, как коричневый парень крутит на турнике «солнце». Когда парень ловким прыжком поставил себя на землю, он застенчиво подошел к турнику и, конфузясь, три раза подряд подтянулся на турнике, касаясь судорожно втянутым подбородком холодной перекладины.
Я стою возле круглой клумбы и глотаю звонкий запах белозвездного табака и сладкое, пряное испарение гвоздики. Я уже вылез из пыльного чехла одежды. Наохренный солнцем, с телом, начиненном живыми тугими мышцами, — я такой, как и все.
Растопленное в горячем воздухе солнце горячо и клейко липнет к коже, чтобы потом засохнуть на ней коричневой пленкой загара. Я быстро взбираюсь на вышку, становлюсь на самый край настила (взмах руками, мышцы упруго и туго скользят под кожей), тело выбрасывается вперед, и я лечу. Ноги напряженно вытянуты, грудь выгнута, руки распластаны…
Раз — и я вонзаюсь с тяжелым всплеском в дремучую глубь. В сумерках глуби ничего не видно. Я поворачиваюсь на спину и смотрю вверх сквозь толщу воды — на поверхности плавает солнце мерцающим тусклым бликом. Но дыхание застывает в груди комом. Разрывая и разгребая воду в пенные клочья, я вырываюсь на поверхность. Круша и кромсая нежную мягкость воды, я плыву к лесенке, чтобы пойти на веранду и поджарить себя на солнце.