Но ситуация изменилась. Ресторанный бизнес резко пошел на убыль, такая же участь постигла и наши с Буксом отношения…
— Это происходит только потому, что ты — мужчина, — говорю я Буксу.
Букс, похоже, всерьез задумывается над моими словами, а затем кивает.
— Может, и поэтому, — соглашается он, хмурясь. — А может… — Он потирает подбородок с таким видом, как будто он Шерлок Холмс, ломающий голову над какой-то загадкой. — А может, потому, что некоторые люди в этом здании считают меня здравомыслящим, а тебя — нет.
Он щелкает пальцами, тем самым как бы подчеркивая, что именно это предположение ему кажется правильным.
— Нет, это все гендерный фактор. Все дело в том, что я — женщина.
— Женщина, которую не всегда можно назвать здравомыслящей.
— Букс, — говорю я, но тут он вдруг останавливается как раз возле здания ФБР.
— Это было нужно тебе, а не мне, — резко говорит он. — Я же сейчас пытаюсь добиться того, что тебе нужно. Почему ты не можешь просто радоваться этому, а не устраивать нудные разборки со всеми этими «что» да «почему»?
Ого! Чуть больше враждебности, чем я ожидала.
Он заходит в здание первым. Мы называем в вестибюле свои имена и фамилии. Было время, когда мы оба могли предъявить жетоны и сразу пройти вглубь здания. Теперь же мы стали для ФБР просто посетителями: Букс — намеренно, а я — помимо своей воли.
— Минуточку, — говорит женщина, находящаяся за стойкой дежурного администратора.
Букс заводит руки за спину. Именно такие мелкие детали зачастую вызывают поток воспоминаний. Он всегда держался подобным образом, когда находился на работе, всегда старался соблюдать формальности. Во время нашего общения наедине он запросто мог заставить меня смеяться до упаду, но, работая с ним в коллективе, можно было подумать, что он обычный серьезный агент — эдакий Джо Фрайди:[9] «Только факты, мэм». Я, бывало, пародировала его в более веселые, чем сейчас, дни: заводила руки за спину так, как это делал он, и начинала ходить как робот и говорить «да, мэм» и «нет, сэр».
— Не забывай, Эмми, что это моя встреча.
Букс поворачивается и смотрит на меня.
— Я буду вести себя хорошо. Честное-пречестное слово.
— Я уже не ребенок, чтобы верить в «честное-пречестное слово».
— Но мне ты все-таки веришь, не так ли?
Он вздыхает:
— Пойми, лучше, чтобы мы действовали по моему сценарию.
— Так оно и будет. Я и не хотела бы действовать по-другому, Букс.
Он что-то сердито бормочет себе под нос, и мне становится понятно, что он мне не верит. Ему ведь известно, какой капризной я могу быть.
— Ты — большой и важный дядя, — говорю я ему. — А я — маленькая девочка, несущая твою сумку.