– Что между вами произошло? – спросил я без обиняков. – Карина мне никогда про вас не рассказывала. Откровенно говоря, она вообще никогда не рассказывала мне о своем прошлом – почему?
Ирина ответила не сразу.
– У вас есть кофе? – наконец сказала она. Я посмотрел ей в глаза… говорят, что в глазах нельзя ничего прочесть, но это не так. Какие-то скрытые, фоновые протоколы нашего мозга безошибочно определяют в чужих глазах тень эмоций: радости, сочувствия, обиды, злорадства… в глазах Ирины была боль.
– Есть даже коньяк, – ответил я. – И можете курить. А я пока сготовлю кофе.
– Не курю, – ответила она. – Но от коньяка не откажусь. Вы не смотрите, что я такая спокойная – после того как до меня дошли новости про Карину, я сама не своя.
Спокойной я бы ее не назвал.
Я поднялся с кресла.
– Пойду готовить вам кофе.
– Давайте я помогу вам с этим? – предложила она, снимая со спинки кресла полотенце. – Если честно, просто не хочется оставаться одной. А полотенце, кстати, надо простирнуть, оно все в крови.
Я забрал у нее несчастное, окровавленное полотенце и повел ее на кухню, вернее, пошел сам, кивком пригласив ее следовать за собой. Полотенце по дороге я выбросил в мусорный ящик. Стирать? Вот еще. Не хватало.
Ирина тем временем начала свой рассказ:
– Наш с Кариной отец, Яков Иосифович Логинов, служил работником финотдела Внешторга СССР, часто бывал в Швейцарии, в общем, семья была не бедной. Все это могло закончиться в девяностом, с распадом Союза, но отец оказался человеком предусмотрительным и сумел набить себе подушку безопасности – и деньгами, и связями. Впрочем, есть нечто, что сильнее денег и связей, – неумолимый рок. Онкологию у отца заподозрили еще в восемьдесят девятом, умер он семь лет спустя, несмотря на лечение в лучших зарубежных клиниках. Нас с Каришей воспитывала мама, но ей помогали связи и средства отца.
В Каришке мама души не чаяла, ко мне относилась немного холоднее, хоть я и старше-то всего на год. Тем не менее моим неофициальным вторым именем стало Тыжстаршая. Тыжстаршая Потомудолжнауступить – прямо индийская принцесса из грустного фильма с танцами и песнями. Грех сказать, что мне чего-то не хватало, даже материнской любви, это не так. И все равно я чувствовала некую обиду, что не мешало мне искренне любить Каришку, которая в то время тоже меня любила. Впрочем, наша сестринская любовь не мешала нам порой ссориться и даже драться до ссадин и смертных обид. Так всегда, наверно, бывает между братьями и сестрами.
– Не знаю, – сказал я. – У меня не было ни братьев, ни сестер.