Предсказуемо, что в образе «мужской шовинистической свиньи» выступал ваш покорный слуга.
«Я наблюдаю за этим самодовольным самцом, – писала Ксюшенька, – и не вижу у него ни тени настоящего сочувствия, только его имитацию. Все его действия направленны лишь на создание видимости сострадания. Я не удивлюсь, если он решит, к примеру, не жрать или побриться наголо, чтобы показать, как он якобы страдает. Но его каменная душа не способна ни к состраданию, ни к сочувствию, как камень не может плакать…»
Я с раздражением закрыл блог. Что она знает о моем страдании? Это она царапала пальцами цементные стены подъезда, обливаясь слезами отчаянья и бессилья? Это она стояла на краю крыши собственной высотки, и от прыжка вниз ее удерживала только одна мысль – что Карине от этого будет плохо?
В своей статье Ксюшенька все это называла «ущемленным эгоизмом». Дескать, мужчина переживает из-за болезни своей женщины только потому, что уязвлено его чувство собственника. Он не хочет терять то, что привык считать своим. Казалось бы, в этом есть смысл? Но я был готов отдать свою жизнь, чтобы Карина жила. Без меня. Не в моей власти, не будучи моей. И если бы я повстречал на улице даму в саване и с косой, я бы, без всякого сомнения, без малейших колебаний предложил ей такой обмен. Так есть ли в этом моем чувстве хоть доля того эгоизма, о котором писала Ксюшенька? И если это эгоизм – тогда что не является эгоизмом? Возможна ли любовь больше той, когда отдаешь жизнь за того, кого любишь?
Я закрыл блог Ксюшеньки и поклялся никогда больше не заглядывать в него. Как оказалось, это была моя ошибка.
* * *
Ирина позвала меня завтракать.
– Я израсходовала все, что нашла у вас в холодильнике, – сказала она извиняющимся тоном. – Чем вы вообще питаетесь?
Я пожал плечами:
– Честно говоря, не знаю. Я давно ничего не готовил. Я даже не помню, когда ел последний раз. Может, вчера, но не факт.
– Ужас какой, – сказала она. – Неудивительно, что я не сразу вас узнала. Вы очень осунулись и выглядите старше. Так нельзя.
– Почему? – спросил я.
– Вы должны быть сильным. – Она выложила мне на тарелку половинку омлета с мясом. Вторую половинку положила себе. Омлет, надо сказать, выглядел потрясающе аппетитно, как с кулинарного сайта. – От этого зависит благополучие Карины. Ей нужна будет вся ваша поддержка, вся ваша сила. Своей у нее пока еще немного.
Она тряхнула головой – это было ее «фирменное» движение, такого я не видел ни у кого раньше. При этом ее длинные волосы (Карина стригла их короче, до лопаток, у Ирины они были до пояса) не рассыпались, а лишь плавно струились вдоль шеи и плеч.