Максимовичу Шугаеву. В приёмной комиссии поинтересовались:
– А почему артистом не хотите работать?
– Москву буду завоёвывать!
Москву он действительно завоюет – и не только Москву, но тогда всё это звучало, конечно, с вызовом. Вот так, с вызова – сразу в двух смыслах слова – и началась его настоящая жизнь.
Шесть лет учёбы, поездки на сессии, а между ними – работа, сначала в агитбригаде ДК имени Горького, потом в редакции многотиражки на заводе имени Калинина… На третьем курсе он написал свою первую пьесу – «Играем в фанты» (свердловский «Заводной апельсин», уральские «Вальсирующие»). «Не пишите пьесы, они у вас не получаются», – сказал ему отечески один преподаватель. Но «Играем в фанты» едва ли не сразу начали ставить – один театр, другой, и вот уже чуть ли не девяносто театров СССР хотят играть эту пьесу, потому что она была о настоящем, потому что герои там – живые и так их всех жалко, что зрители, не успев отсмеяться, начинали рыдать… «Мы – дети страшных лет России», – говорят со сцены, а в зале сидят такие же точно дети вот именно что страшных лет…
Это был 1988 год – две восьмёрки на счастье, – когда пьесу ставили по всей стране, и у него было столько денег, что можно не работать и не пить, потому что когда у тебя появляются большие деньги, то их, оказывается, жаль пропивать. Лучше – сочинять дальше, потому что истории, как выяснилось, не заканчиваются никогда.
3
Старика звали мягким именем Женя – по неизвестной причине именно это имя часто достаётся грозным мужчинам с деспотичным характером. Ей, конечно, и в голову не пришло бы обращаться к нему по имени, пока она всего лишь идёт следом за всей честной компанией – после вручения последней досочки, которая досталась той самой девочке с рыжей косой, артисты (а кто они ещё?) снялись с места и пошли вверх по проспекту. Она – за ними, на пионерском, как тогда говорилось, расстоянии. Пересекли улицу 8 Марта, покурили на Плотнике. С ними был мальчик, совсем юный – и две девушки, одна так прямо даже можно сказать, что красивая. К компании всё время подходили, здоровались, старик покрикивал на каждого так, что слышны были интонации, но не слова. По улице Малышева – налево, а потом – на Толмачёва, дом 5, до свидания.
Ещё даже не стемнело! Ей так хотелось зайти за ними следом, не прогонят ведь? Но вместо этого она развернулась – и пошла к троллейбусной остановке. Родители, наверное, волнуются.
Старика в шапке с бубенцами (или в вязаной повязке с перьями – по сезону) часто можно было встретить в троллейбусе – этот транспорт ему замечательно подходил. Во всех смыслах. Отдельное удовольствие – наблюдать за пассажирами, которым довелось делить вагон с этаким