молодых тому, что любишь и умеешь делать сам.
Живое тепло увлечённости, опыт и метод сохраняются, даже когда уходит человек. Клер лежит в могиле на Широкореченском кладбище Екатеринбурга, на памятнике указано ласковое прозвище – дедушка Мо. Дети из девятой школы давнишнего поколения могли забыть правописание причастий и первый закон Ньютона, но исследовательский зуд, страсть к поискам и любовь к родной земле – в первом, главном смысле этого слова – останутся с ними на всю жизнь. Наука дедушки Мо перейдёт от отца к сыну, семена упадут в нужную почву, но прежде придётся пожать бурю, выпить до дна горькую чашу и распрощаться с надеждой (казалось, что навсегда).
Наш герой начинал, как сам будет впоследствии говорить, с отрицательной отметки. Неудачный старт, нулевая перспектива – таких не то что в космонавты не берут, такими пугают непослушных мальчиков: будешь плохо себя вести, закончишь, как этот самый! Жили на Уралмаше, где
Маша потеряла гамаши (вполне возможно, что гамаши попросту украли). С одной стороны – завод, с другой – заводь подозрительных элементов, непуганый край плохих примеров, морок тлетворного влияния. Мог бы, конечно, даже и отсюда вырулить в стан хороших мальчиков – он же по отцу еврей, хотя мать русская, а у них, говорят, по матери передаётся. Были бы скрипка, кожаный портфельчик, пятёрки в дневнике, поведение – прим., как и положено еврейскому ребёнку.
Но с ним на эти темы никто не говорил, и о том, кто такие евреи, пришлось задуматься позже. То есть подозрения-то у него появились ещё в детском саду: кажется, воспитательница уронила слово, как монетку, и оно долго катилось на ребре. Или кто-то другой из чужих взрослых – вскользь, между делом, может, даже и не о нём говорили… Удивительное слово «еврей» – во всех языках звучит громко, даже если произносят его шёпотом.
В тринадцать лет его перевели в другую школу, и один из новых однокашников, дебелый и дебиловатый, перед началом урока открыл классный журнал на странице «Сведения о учениках»: «О, к нам еврей пришёл!» Ух, как он рассердился на отца – почему тот никогда об этом с ним не разговаривал? Что может быть важнее крови? С лобовым антисемитизмом, к счастью для всех, он в то время не сталкивался – дерзкий был, сильный, без скрипки и портфельчика. С такими происхождение обычно не обсуждают, если только в заочном порядке.
В школу ходил, как говорится, от дождя прятаться. О серьёзной учёбе и речи не шло, такие обычно заканчивают восемь классов – и всем привет… Но читал куда больше своих товарищей, точно так же проводивших время на улице. Однажды попалась книжка (отец подсунул?) Леонида Фёдорова «Злой Сатурн» – там рассказывалось о племяннике Василия Татищева, Андрее, его необыкновенной судьбе и приключениях. Но Андрей этот проигрывал, на взгляд нашего читателя,