Глаза слипались.
Отложила книгу подальше. Лбом прислонилась к слюде, которая стояла в здешних окнах вместо стекла. Мир за стенами гарнизона был расплывчат. Первые холода степенно, но хватко взялись за округу. Поседели травинки, туман плыл над крепостной стеной. В чернильной темноте затерялись даже звуки.
Непривычно.
Тихо…
Взрыв прогремел раскатом грома! Озарило алым. Двор заволокло дымом. Пошатнулся пол, затрещали стены, книги попадали со стеллажей.
В оседающей пыли было видно, как неприступная крепостная стена лишилась куска, и тот развалился на осколки камней, освобождая проход. Во двор ринулись подводники.
– Атакуют! – разнеслось по коридорам встревоженное.
И только после ударили в колокола.
Я отпрыгнула от окна, дрожа как мышь, загнанная котом в угол. Сопровождаемая ревом толпы, шмыгнула под стол. Тишина сменилась паникой: возней, стуком ботинок, воплями, скрежетом мечей. Взрыв не повторялся, но я вслушивалась до боли в висках.
«Что с Иттаном?!» – запоздало опомнилась и хотела было кинуться к дверям. Но вспомнила строгий – и не подлежащий нарушению – наказ: в случае атаки никогда не вылезать. Затопчут ненароком свои же либо прибьют чужаки.
Он взрослый, обученный в академии маг. Разберется.
А вдруг нет?..
В глазах защипало непрошеным страхом: за себя, за Иттана, за всех, кто мог пострадать.
Почему об атаке не сообщили загодя, как было всегда?
Пальцы похолодели.
А в лазарете восстанавливался Рейк. Я захаживала к нему ежедневно, жалея одинокого и вконец помешавшегося парня. Ему отрезали почерневшую ногу – Иттан назвал это ампутацией, – и, казалось, он совсем свихнулся. Только и говорил, что про какую-то сестрицу-Сольд, про то, как она стала чьей-то леди и как боги уготовили ему кару за ее предательство.
Отказывался есть из чьих-либо рук, кроме моих.
Иногда его сознание прояснялось, и он невесело шутил или рассказывал истории из своей прежней жизни, в которой не было подводников и завес. Но быстро забывался.
Я чувствовала себя в ответе за него, потому приходила, кормила с ложечки и выслушивала.
Вдруг взрыв повредил лазарет? Вдруг Рейк погиб?
Как же страшно!
Я безостановочно теребила посеребренную цепочку с висящим на ней медальоном.
У ног валялась книга в коричневом переплете. Я ухватила ее трясущимися пальцами, вперилась в текст, ища в том утешение. Раз уж ничем не могу помочь гарнизону, то буду читать до слепоты. Хоть паду без чувств, но увижу Слово, узнаю будущее.
И я читала. Под предсмертные крики и ругань воинов. Под булькающие хрипы подводников. Под новые – кажущиеся тихими – взрывы. И когда страницы опустели, точно собака языком слизала с них все буквы, я решила, будто взаправду ослепла.