Вдруг до него дошло, что Эдит в комнате, что она уже некоторое время по ней расхаживает; он очень надеялся, что она не пыталась начать с ним разговор. Когда боль отступила и сил стало чуть больше, он понял, что не пыталась; ее лицо было неподвижной маской, ноздри сужены, рот поджат, походка деревянная, злая. Он заговорил было с ней, но побоялся, что подведет голос. Почему она злится? Он не знал, он давно ее такой не видел.
Наконец она перестала ходить туда-сюда и повернулась к нему; ее руки были опущены и сжаты в кулаки. Она спросила:
— Ну? Так и будешь молчать?
Он откашлялся и заставил зрение сфокусироваться.
— Извини, Эдит. — Он слышал свой голос, он был тихий, но твердый. — Я немного устал, вот и все.
— Так ты и сейчас не собирался ничего говорить? Какая черствость! Тебе не приходило в голову, что я имею право знать?
Несколько секунд он сидел озадаченный. Потом кивнул. Будь у него больше сил, он рассердился бы.
— Как ты узнала?
— Какая разница! Похоже, я узнала последняя. Ох, Уилли, ну как же так!
— Эдит, прости меня, ради бога. Я не хотел тебя расстраивать. Собирался сказать на следующей неделе, перед тем как ложиться. Ничего серьезного, не волнуйся.
— Ничего серьезного! — Она горько усмехнулась. — Подозревают рак. Ты знаешь, что это такое?
Он вдруг почувствовал какую-то невесомость, захотелось схватиться за что-нибудь, но он себе не позволил.
— Эдит, — сказал он глухим голосом, — поговорим лучше завтра. Пожалуйста. Сегодня я устал.
Она пристально посмотрела на него.
— Давай доведу тебя до твоей комнаты, — раздраженным тоном предложила она. — Не похоже, что сам сумеешь дойти.
— Ничего, дойду, — сказал он.
Но еще до того, как он добрался до своей комнаты, он пожалел, что не принял ее помощь, и пожалел не только потому, что встать и идти оказалось труднее, чем он думал.
Отдохнув в субботу и воскресенье, он смог в понедельник провести занятия. Домой вернулся рано, лег в гостиной на диван и стал с интересом рассматривать потолок, но тут в дверь позвонили. Он сел и начал было вставать, но дверь открылась. В ней стоял Гордон Финч. Он был бледный, и у него подрагивали руки.
— Входи, Гордон, — сказал Стоунер.
— Боже мой, Билл, — сказал Финч. — Почему ты от меня скрывал?
Стоунер хмыкнул.
— Я, видимо, с таким же успехом мог бы в газетах дать объявление, — проговорил он. — Хотел сделать все тихо, никого не волновать.
— Понимаю, но… господи, если бы я раньше узнал.
— Да не переживай ты так. Пока ничего определенного — просто операция. Эксплоративная — так, кажется, они это называют. С целью диагностики. А все же от кого ты узнал?