– Том этого не сделает!
– Я бы на вашем месте хорошенько взвесил все «за» и «против», Ребекка. На одной чаше весов – жизнь, о которой многим дано только мечтать. На другой – ничего, кроме боли и унижения. И ради чего? Ρади призрачной… свободы. – Граф резко отвернулся, взметнув полами сюртука; его тон ясно дал понять, сколь низко он оценивает последнее понятие. – В ваших руках возможность спасти две юные жизни – или погубить. Думаю, уже завтра Том повторит своё предложение, но сегодняшний день… я дарю вам это время, мисс Лочестер, чтобы вы мoгли приңять правильное решение.
Так и не найдя в себе сил двинуться с места, я молча смотрела в черноту егo удаляющейся спины.
И найденные в карете силы сказать «нет», казалось, удалялись вместе с ним.
Я смутно помню, как меня отчитывали за побег из дома; как я сидела в гостиной, слушая Джона, распевающего душещипательную арию под фортепианный аккомпанемент Бланш; как, снова сославшись на головную бoль, шла в свою спальню.
Я отправилась в гостиную, надеясь поговорить с Томом, но его там не было. Лорд Чейнз объявил, что его сын дурно себя чувствует. Значит, разговор откладывался до завтра, и я слабо представляла себе, каким он будет. Не начинать же беседу с вопроса «Том, это правда, что если я отвергну твоё предложение, ты покончишь с собой?»
Глупость какая. И почему, рассказывая мне это, лорд Чейнз был так спокоен? Он никогда не проявлял сильных эмоций, но речь идёт о жизни его сына! Возможно, это просто шантаж…
А возможно, и нет.
Я почти не спала: мало того, что вихрь лихорадочных мыслей всю ночь заставлял меня ворочаться с боку на бок, так ещё и ночную тьму периодически с грохотом рассекали змеистые лезвия молний. Впрочем, в какой-то миг я всё-таки забылась сном.
Но из объятий Морфея меня вырвал крик отца «Ребекка, ты цела!».
– Чтo? – я рывком села в постели. – Отец, что случилось?
Не отвечая, он схватил дрожащими пальцами мою руку.
– Волк, – выдохнул он наконец. – И… Элиот.
– Элиот? Что с ним?!
– Мы нашли его во дворе. Дверь в холл была открыта. Видно, он зачем-то вышел из дому, и зверь…
– Он жив?
Отец не ответил – и я похолодела.
– Хорошо хоть ты цела, – тихо проговорил он.
– Но с чего мне должна была грозить опасность? Я же не выходила из дому!
Отец замялся – а я вдруг увидела, что за порогом спальни толпятся домочадцы и даже некоторые гости, увлечённо разглядывающие дверь моей комнаты.
Поспешно накинув поверх ночной рубашки длинную шаль, я подошла ближе. Пригляделась к тому, на что устремлены были все взгляды.