— Идут? — жуя, спросил Вадим Алексеевич.
— Обижаешь, начальник, — ответил хозяин, поглаживая бороду.
Вадим вытер руки о полотенце, взял часы и открыл крышечку.
Улыбка на мгновение озарила его приятное, худощавое лицо. Он спрятал часы, перекинувшись словами о холодной погоде с хозяевами, посмотрел на меня пристально и задал вопрос:
— А вы, гражданочка, кто такая будете?
— Я — Васильева Елизавета Петровна, — ответила я робким голосом.
— Та-ак-с! — протянул Вадим Алексеевич и добавил прищурившись. — И каким же ветром вас сюда занесло, Елизавета Петровна?
— Ездила к месту работы мужа и вот теперь возвращаюсь назад, — сказала я уже готовую легенду и назвала город.
— И документик имеется?
Я вздохнула.
— А вот с документиком беда. Потеряла я его.
— Да что вы… И где? Заявление подавали? — тихо спросил Вадим.
— Ещё нет, только собираюсь.
Вадим Алексеевич поправил волосы, глянул ещё раз на часы:
— Так-с! — он решительно поднялся. — Ладно, надо идти, время не ждёт… А вы, гражданка Васильева, одевайтесь.
— Но куда и почему?
— Выясним вашу личность. Время, понимаете, сейчас такое…
Прокофий Фёдорович и Марфа напряжённо следили за нами.
Я решила не накалять остановку, в общем-то, была уже готова ко всякому повороту событий, поэтому поднялась и пошла в свою комнату.
Вслед мне полетело предупреждение человека в погонах:
— Да не вздумайте бежать, через окно, или как там… Наган при мне… Я — «ворошиловский стрелок», мигом пулю схлопочите…
Мы вышли вместе со двора. Он — в шинели под ремнём, в краснозвёздной фуражке, вёл оседланную лошадь на поводу, и я — покорная, словно раба, знающая, что меня ожидает, плелась рядом.
Шли мы молча. Ветер дул ледяной, морозил щёки, нёс редкие снежинки.
Мы шагали по замёрзшей улице, поскрипывая снегом, мимо заборов и дворов, согнувшихся под шапкой снега деревьев.
Очень холодное солнце светило сквозь облака бледным светом.
Улица кончалась и выходила она в поле, накрытое белой пеленою.
Вадим остановился и посмотрел на меня.
— Ну что, гражданка Васильева, кого ты хотела обмануть? Никакая ты не гражданка, а зечка беглая, это и по бушлату твоему видно. Ты хоть бы одежду сменила.
— Да не успела, — тихо промолвила я.
— Не успела она, — иронично сказал он, отпустил коня, вынул портсигар, и, спрятавшись от ветра за ворот шинели, щёлкнул зажигалкой, сделанной из патрона, закурил.
— Вы меня арестуете.
Он кивнул, мол, уже арестовал.
— На тебя ещё вчера бумага пришла. С приметами. Да и сын хозяев, Прохор, подсуетился, заявил. Но это-то не беда, ему-то я рот заткну, да что тебе делать?
— Я не знаю, — сказала я, и слёзы брызнули из моих глаз.