— Покажи.
Телега встала из-за стола и вышла. Вскоре она вернулась, неся в руках кипу каких-то бумаг.
— Вот, глянь. — Она бухнула стопку перед Ксюшей на стол.
— Что это? — Та брезгливо взяла кончиками пальцев один из листов. На нем старославянским шрифтом выведены какие-то малопонятные стихи.
— Это заговор. От головной боли. А это от зубной. Это молитва от детского диатеза.
Ксюша один за другим проглядывала листы. От них шел приятный запах ладана и воска. Буквы были красивыми и ровными, с витиеватыми росчерками. Почему-то до них хотелось дотронуться. Она погладила пальцами гладкие, прохладные страницы.
— Знаешь, какая это древность? — тихо спросила Сонька.
— Догадываюсь.
— Вряд ли. Это начало прошлого века. Музейный экспонат.
— Ты у кого их взяла? — Ксюша кивнула на листы. — У Иоанны?
— У нее. У нее еще много чего есть. Она потомственная колдунья, уже в четвертом поколении. Ее прапрабабку сожгли на костре, как ведьму.
Ксюша задумчиво глядела на оставшуюся в чашке кофейную гущу.
— А ты уверена, что ваши действия не против Бога?
— Конечно, уверена. У нас патент. Все согласовано.
— Ладно. Ты меня убедила. — Ксюша еще раз перебрала листы один за другим, и на всякий случай прибавила. — Пожалуй.
Сонька неожиданно резко втянула носом воздух.
— Пицца горит! Ты что будешь пить, коньяк или бренди?
— Бренди.
— Момент. — Она унеслась на кухню.
Ксюша сидела тихо, задумавшись. Сонька вдруг стала вызывать у нее уважение. Подумать только, иметь такие способности! Возвращать мужей женам. А она, Ксюша, даже с головной болью не может справиться без таблетки анальгина. Надо будет попытаться запомнить хоть один заговор.
Она отыскала нужный лист, но читать по-старославянски не смогла. Все правильно, нужно учиться. Это вам не жир разгонять у Анны Глебовны.
Сонька принесла аккуратно нарезанную пиццу, пузатую бутылку и две серебряные стопки.
— За встречу, Ксенечка!
Они выпили. Бренди был крепкий и ароматный, видно, очень дорогой. Ксюша сразу почувствовала, как ей ударило в голову.
— Еще по одной. — Сонька резво наполнила стопки до краев. — Ты бери пиццу, она из «Перекрестка».
— Я беру, — согласилась Ксюша.
Она залпом осушила рюмку, и ей стало хорошо, как никогда. В ушах приятно звенело, хотелось беспричинно смеяться.
— Это было за тебя. — Сонька кивнула на опустевшую стопку и тут же плеснула в нее из бутылки. — А это за меня.
— За тебя, — охотно поддержала Ксюша.
«Что ж это я так надралась в мгновение ока?» — пронеслась где-то на задворках сознания последняя, трезвая мысль. Сонька уже наливала снова. Бутылка стремительно пустела.