…Николай усмехнулся и поглядел на Ксюшу. Та лежала, притихшая, слушая его рассказ. Впервые он был отрыт перед ней, доверил самое сокровенное — воспоминания юности. Значит, она для него стала такой же близкой, как Ольга. Или даже еще ближе?
— Что же было потом? — проговорила Ксюша вполголоса, стараясь не нарушить хрупкую атмосферу душевной близости.
— Потом мы все трое сели обедать. Моего аппетита как не бывало — я сидел и давился едой. Наташа так же толком не могла придти в себя, краска с ее лица так и не сошла. «Ну, ты и начадила, — упрекнул ее отец. — Сама, гляди, как взмокла. Нет бы, окно открыть». Она послушно встала и распахнула створку. В кухню влетел легкий ветерок. Но он не мог остудить наши разгоряченные головы. Кажется, отец все понял. Взгляд его сделался сосредоточенным и тяжелым. Остаток обеда прошел в молчании. Я ушел к себе, они с Наташей остались на кухне. Я слышал — они о чем-то говорят, но слов было не разобрать. Потом хлопнула дверь. Через несколько минут ко мне зашел отец. Я спросил его, где Наташа. Он сказал, что уехала к матери. Вернется нескоро.
— Она не вернулась? — тихонько проговорила Ксюша.
— Вернулась. Через четыре месяца. Я уже вовсю гулял с Надькой, и думать забыл о том, что произошло тогда на кухне. Вот так. — Николай легонько ущипнул Ксюшу за кончик носа.
— Твой отец — умный человек, — произнесла она задумчиво.
— Согласен. А ты, кажется, замерзла. Руки ледяные. Давай согрею. — Он крепко обхватил ее.
В его объятиях было так тепло, так уютно, так надежно. Опять это сладостное, горячее касанье губ, нетерпеливая дрожь во всем теле, острое жало желания под ложечкой.
— А ужин? — запинаясь, пробормотала Ксюша.
— Он нам не нужен, — стихами ответил Николай…
…Потом она все-таки решилась. Сделала глубокий вдох, стиснула ладони.
— Ты… любишь меня?
— Люблю.
У нее отлегло от сердца, но не до конца, а лишь наполовину.
— А Ольгу? Тоже любишь?
В его глазах мелькнула боль.
— Не знаю. Ксюша, честное слово, не знаю. Еще позавчера любил. А сейчас… — Он замолчал.
— Сейчас, — тихо, но настойчиво повторила Ксюша.
— Я ни о ком кроме тебя и думать не могу. Не то, что любить. — Он поглядел на нее беспомощно и потерянно, почти с отчаянием.
«Слава матушке Иоанне!»
— Значит, ты любишь только меня. Меня одну. — Она притянула к себе его голову, гладила русые волосы, повторяя пальцем контуры завитков. — Мы скажем ей?
— Ольге? — глухо переспросил Николай.
— Да. Скажем?
Он кивнул.
— Надо, наверное. Только я не знаю, как.
Ксюша вздохнула.
— И я не знаю.
— Тогда… может подождем? — произнес он с надеждой.