— Князь-батюшка в вотчину уехал, отдыхать от мирских дел. А к этому, — Мефодий кивнул на дверь, за которой сидел новый глава приказа, — ты, батюшка-воевода, лучше и ноги не показывай: лют бесподобно, — прошептал он.
— Спасибо, любезный. А ты не видел ли отца Сильвестра? Где он?
— Ты его тоже не увидишь. Загнали сердешного на Белоозеро в обитель. Да ты меня больше ни о чём не расспрашивай: как бы не услышали нас. Ежели хочешь что-либо узнать, иди лучше всего в Разбойный приказ.
— Туда-то зачем?
— А там Григорий Лукьянович Бельский ноне как бы во главе стоит, и он всё знает. Любезен и всё поведает.
— Я ведь с ним незнаком.
— И слава богу. Он, однако, милый человек и примет тебя за отца родного.
Даниил внял совету доброго дьяка и отправился в Разбойный приказ, который находился рядом с Чудовым монастырём в низком каменном здании. Григорий Лукьянович, ещё не Мал юта Скуратов, был у себя в покое, когда расторопный дьяк доложил ему о воеводе Адашеве. Бельский вышел ему навстречу, распахнул двери и пригласил к себе.
— Героя Крыма всегда рад видеть.
Григорий Лукьянович со всеми умел быть ласковым, даже внешность его располагала к тому. Он постоянно улыбался, приятное и красивое лицо светилось добротой. Он и разговаривал всегда как-то ласково, мог утешить любого, приди к нему человек с горем. Григорий привёл Даниила и Тарха к себе в покой, совсем небольшой, скромно обставленный.
— Присаживайтесь и поведайте, что привело в эти мрачные палаты.
— Царя-батюшку мы хотим видеть, — ответил Даниил. — Ты вхож к нему, доложи о герое Крыма.
— С великой радостью о достославном герое Крыма проявил бы усердие, так ведь нет в Кремнике царя-батюшки.
— Где же он?
— И ведать не ведаю. Он после кончины незабвенной Анастасиюшки в молениях пребывает и куда-то на богомолье уехал. Может, в Воскресенский монастырь, а то и в Троице-Сергиеву лавру подался. Да и в боровский Пафнутьев монастырь к праведникам мог укатить.
— А где отец Сильвестр? Тот же Иван Выродков где?
— Смущаешь ты меня, Даниил Фёдорович, своими вопросами. Лучше поведай, что у тебя за нужда к царю-батюшке. Ежели примчат от царя да вызовут, так я с милой душой порадею.
— Порадеешь ли?
— Как перед Богом…
— Откроюсь тебе, Григорий Лукьяныч. Да ведь и ты должен ведать, почему я здесь.
Бельский голову склонил, потом поднял её. Глаза чистые, правдивые.
— Ведаю. Брату помощь думаешь добыть.
— За что его в каземат посадили? Мне правда нужна.
— Правда та проста. Положил государь вину за смерть царицы Анастасии на твоего брата допрежь всего и иже с ним. — Даниил хотел возразить, но Григорий поднял руку. — Ведаю, что скажешь, да не поможет твоё слово: царь-батюшка твёрд в своих решениях.