— И ты бы слово за Алёшу не замолвил?
— Нет. Ломом стену не прошибёшь.
— А что же мне делать? Что матушке, супружнице делать?
— Смириться. Рабы мы государевы, одним словом.
Даниил слушал Григория и думал, что он говорит всё верно, и всё-таки чего-то недоговаривает. Да ведь спросишь, так и не скажет. За маской этого ласкового, сочувствующего лица крылось коварство, коего Даниилу не дано было разгадать. Он сказал последнее:
— Как можно забыть, что Алексей славно прослужил отечеству больше пятнадцати лет!
Бельский ответил на это холодно:
— Вот ты о том и скажи царю, что не ему служил Алексей Адашев, а отечеству. А что же есть отечество, ежели не царь? Скажите, Адашевы, спасибо прежде всего государю, что прослужили столько лет в почестях. Да пора, видно, и честь знать.
Даниил понял, что беседе пришёл конец и пора было уходить. Он встал.
— Спасибо за добрые советы, Григорий Лукьянович. А больше мне и сказать нечего. — И откланялся.
Григорий, однако, остановил его.
— Поезжай, Даниил Фёдорович, в Сергиеву лавру, а оттуда, ежели что, спеши в Александрову слободу. Там, может, и застанешь царя-батюшку. Да будь покорен, не ищи себе худа, герой.
— Другого и не дано, — ответил Даниил и покинул вместе с Тархом покой будущего главы царского сыска.
Уходя из Кремля, Даниил был сосредоточен и задумчив. Его продолжало томить предчувствие беды, и об этом можно было догадаться из того, что он услышал от Бельского. «Да будь покорен, не ищи себе худа» прозвучало предупреждающе. Выходило, что царская опала давно задумана не только для Алексея, но для всего рода Адашевых. Даниил понял, что надо что-то делать, чтобы уберечь ближних от погибели. Памятно было ему время, когда Иван-отрок вместе с матушкой великой княгиней Еленой Глинской расправились с неугодными князьями, боярами и всеми, кто был им близок. Многое в нынешнее время говорило Даниилу, что царь Иван Грозный уже поднял руку на неугодных ему.
Не заезжая домой, Даниил с Тархом отправились на Никитскую улицу к Ивану Пономарю. После Крымского похода Иван перестроил дом, он стал солиднее и просторнее. Иван и Даниил встретились как родные братья, обнялись, трижды поцеловались. Иван тут же спросил:
— Что у тебя за маете такая? Вовсе ты лицом сник.
— Хуже некуда, Ванюша. Сейчас всё поймёшь. Алёша мой в опалу царскую попал, в Юрьеве в каземате сидит. Я службу в Вильяне бросил, прискакал порадеть за брата, да чувствую, что тщетны мои потуги.
— Да есть ли в нём божеское что, в государе?! Агнеца невинного в каземат бросил! — возмутился Пономарь.
— То-то и оно, что нету! Дашенька где?