Ночь была по-осеннему тёмной. С бархатного неба ярко светили, перемигиваясь, крупные звёзды. От горевшего костра слышались голоса людей, сухой треск пожираемого огнём дерева и порой чувствовался острый запах дыма.
Как ни привычен был Николай Николаевич к полевому ночлегу, но сон на этот раз не шёл: будоражили мысли о предстоящем сражении. Знал, что оно будет трудным, что к вечеру определённо многих недосчитаются, возможно, что и к нему самому судьба не будет благосклонной. Ну что ж! Чему быть, того не миновать! Только бы остановить врага, не пустить его далее, к Москве!
Не справившись с обуревавшими мыслями, Раевский поднялся. С буркой на плечах направился к костру, где дремали вестовые от полков. Завидев его, двое поднялись было, но он махнул рукой: лежите, мол.
— Что не спите? — спросил он, присаживаясь.
— За огнём бдю, — ответил один с побитым рябинками лицом. — А ему вот не спится.
— A-а, Гаврила Тимаков, — узнал Раевский второго, рыжебородого ефрейтора. — О чём ведёте разговор?
— О всяком, ваше превосходительство. Думки разные одолевают, — признался Тимаков.
Николай Николаевич помолчал, лишь понятливо покачал головой: у самого такое.
— Сказывают, ваше превосходительство, у Бунапарты войска тьма, будто саранчи в туче.
— Испугались?
— Мы-то что? Мы пужатые. Чего нам пужаться? Пусть он, Бунапарта треклятый, страшится.
— Сил действительно у французов много, да и у нас их в достатке. И новый командующий достойный.
— Кутузов-то? — спросил рябоватый. — Солдаты промеж себя говорят, что хитрущий дюже он, Кутузов-то, не ровня Барклаю.
— Само собой, — отозвался Тимаков. — Тот же немецких кровей, куда ж ему! А Кутузов — свой, россиянин. Его, слыхал, даже Бунапарта сторонится…
Кутузов выехал из деревни Татариново в Горки, откуда наметил управлять сражением, ещё до того, как первый луч солнца позолотил купол бородинской церкви. Горки находились на возвышенности, удобной для наблюдения. Он уже был на ней три дня назад, когда проводил рекогносцировку. Теперь деревни не было, осталась лишь одна изба для работы штабных, прочие строения разобрали, употребив брёвна для артиллерийских сооружений.
Михаил Илларионович неторопливо слез с коляски, прошёл немного вперёд и вгляделся в затянутую прозрачным туманом даль. Справа, за рекой Колочей, скрывалась деревенька Малая, прямо виднелись домишки Бородина, золотился купол церкви. Через Бородино тянулась дорога на Москву — новая дорога. Левее дороги оборонялся 7-й корпус Раевского. На его позиции возвышалась высота Курганная, где располагались артиллерийские батареи. Батарея, по замыслу Кутузова, должна была в сражении выполнять роль огневого утёса, о который разбились бы мощные волны наступающей французской армии.