Когда он услышал о дежурстве генералов при Суворове, то насторожился.
— Так это же противу устава! — воскликнул он.
— Совершенно верно, но для пользы дела…
— Для пользы — это ещё надобно доказать, а факт нарушения наличествует. О нём непременно следует доложить государю. Ежели сокроете вы, доложат, на вашу беду, другие. Так что обязательно скажите.
На следующий день Павел принял Толубеева.
— Рассказывай, генерал, что наблюдал у Суворова.
Стараясь подавить волнение, тот начал говорить, как добирался до армии, как вручил полководцу рескрипт о возведении его в самый высокий в российской армии чин и как он, получив документ, едва не расплакался.
Толубеев говорил, а слова Палена не выходили из головы. Как сказать о дежурстве генералов? Скажешь — да невпопад! Получится как в поговорке: «Начал во здравие, а кончил за упокой». Но Павел помог ему:
— Не узрел ли какие с его стороны нарушения? — Заметив, что генерал замялся, потребовал: — Я приказываю говорить, ничего не скрывая.
— Ваше величество, его светлость генералиссимус…
— Какая светлость? Он князь, однако без права именоваться светлостью. Вот Лопухин — тот наделён княжеским титулом с правом именоваться светлостью. Суворов же этой чести не удостоен. Не светлость он.
— Виноват-с… Виноват-с… — Ноги у генерала едва не дрожали.
— Что же он себе позволил?
— Он содержал при себе вопреки вашего приказа дежурного генерала.
— Кто же исполнял сию должность?
— Генерал Милорадович, а потом генерал Денисов.
— Это какой же? Из казачьего войска?
— Так точно, ваше величество, он самый.
— Непозволительное самочинство… Безобразие. Какие ещё допущены нарушения? Докладывай!
— Отмечены также отступления от устава во время сражений. Наступление порой велось не предусмотренными колоннами, а неведомым в армии рассыпным строем. Каждый действовал не по команде, а как Бог на душу положит… Ещё были допущены нарушения формы, ваше величество. С ведома главнокомандующего штиблеты повыбрасывали, обули солдат в сапоги…
А вечером на приёме у императора был Палён. Всегда громкий, добродушный, уверенный, сыпавший прибаутками, он держал себя сдержанно и официально.
— Что случилось, генерал? Вы чем озабочены? — спросил Павел.
— Вы правы, ваше величество. Я не только озабочен, я боюсь.
Губернатор был ещё и артист.
— Вы боитесь? Чего?
— Сумею ли оправдать ваше доверие в дни пребывания Суворова в столице?
Палён начал тонко задуманную игру.
— Вы, граф, боитесь встречи Суворова? С чего бы это? — повёл бровью Павел.
— Уж очень велика особа и велики почести, ежели ваше величество будет встречать Суворова.