— Федь, а вчера в батальоне водку давали.
— Врешь!
— Зачем врать? Точно говорю. Сам видел, старшина ходил с бидоном и спрашивал, где Федька Черкашин. Я, говорит, ему целый литр дам, чтоб у него лапы не мерзли.
— Пошел к черту! Опять начал?
— Федь, а Федь, нет, правда, отчего у тебя ноги так мерзнут? Ты бы их чем-нибудь смазывал.
— Был бы я такой жеребец с копытами, как ты, у меня б тоже не мерзли.
Из землянки быстро вышел капитан.
— Черкашин! — крикнул он. — Маскхалат!
Один из лыжников быстро подбежал к нему, передал маскхалат. Капитан начал натягивать его на себя.
Непосвященным надо при этом сказать, что зимние маскхалаты состояли обычно из брюк и широкой рубахи с капюшоном. Шились они из обыкновенной тонкой белой материи, ну, скажем, из той, что идет на простыни или на наволочки. Новенькие эти маскхалаты всегда придавали бойцам особенный, нарядный, бравый вид.
Но лейтенант, наблюдая, как одевался капитан, подумал почему-то о том, в какой ослепительный цвет красит эту белую ткань человеческая кровь, льющаяся из раны. Он видел, как это бывает.
— Ну, пока, лейтенант, — сказал капитан.
Он стал на лыжи, поданные ему бойцом, махнул на прощание рукой, улыбнулся.
— Не забудете? То был дуэт из «Пиковой дамы».
Сопровождаемый двумя лыжниками, он быстро покатил прочь.
Лейтенант смотрел ему вслед. Он, конечно, не знал, что видел его в первый и последний раз.
— В тот день он был убит, — сказал Николаев.
Мы сидели за столиком в буфете театра. Здесь, во время антракта, он и рассказал мне эту давнюю короткую историю.
— Поздно вечером, в тот же день, — продолжал Николаев, — я был в землянке оперативного отдела, когда в дверь тяжело ввалился Черкашин. Я узнал его. Но он был уже не тот нарядный белый снеговик, как давеча утром. И лицо его, и вся левая сторона маскхалата были совершенно черными. Я знал отчего. Я мог поручиться, что недалеко от него, когда он лежал на снегу, упал снаряд, вырыл яму и, взорвавшись, обдал его черной грязью.
Черкашин пришел в штаб с донесением. Оказывается, отдельный лыжный батальон выполнил задачу и взял деревню на левом фланге дивизии. Но командир батальона был убит во время атаки. Это и был тот самый рыжий капитан, с которым я разговаривал утром.
Все это Черкашин поведал офицерам отдела после того, как вручил измятое, испачканное донесение.
Затем он снял с себя рубаху — верхнюю часть маскхалата, — кое-как расстегнул негнущимися пальцами полушубок, запустил вглубь руку и достал из этого припотевшего солдатского нутра, из кармана своей гимнастерки, небольшую пачку бумаг убитого капитана. Черкашин нерешительно держал их в заскорузлых ладонях, потом медленно произнес: