— Простые ты делаешь лучше, — в этой фразе чувствовалась какая-то недосказанность.
— Это так, — усмехнулась Джемма, а я не могла найти сил сделать вдох. — У меня был хороший учитель, — засмеялась она, мечтательно прикрыв глаза.
— Ты все еще полагаешь, что это возможно? Теперь, когда в доме появился этот… Я боюсь, не получится так быстро, как хотелось бы.
— Нет, — покачала она головой, — теперь я просто уверена, что это возможно.
Я видела сквозь прикрытые шторы, как девочка вынимает из формочки крошечную розовую свечку. Как осторожно она кладет ее в небольшую коробочку к еще двум таким же, а сама вспоминала ночь и бледно-желтое сияние свечи. Склонившуюся над ворохом бумаг голову Рэйна и то, что он сказал мне перед тем, как потушить эту самую свечу: «Просто у меня болят глаза».
Не первый раз он говорил мне о глазах, когда рядом горела свеча, а после сразу тушил ее, стоило мне войти в комнату. Я не могла почувствовать яд, я валила все на болезнь, которая добралась уже и до глаз…
Что я должна была сделать в этот момент? Бежать к Рэйнхарду и рассказывать о своих подозрениях? Ворваться в комнату и попытаться образумить этого ребенка… Ведь она же ребенок! Мои мысли всё склонялись к тому, что она еще дитя. Что моих подозрений недостаточно! Что выводы бывают ошибочны! Что все это ошибка, учитывая то, что у меня до сих пор нет вразумительного мотива. И я не судья, я всего лишь человек, которому никто не давал права обрекать другого на смерть…
— Боль, — задумчиво произнес мужчина, казалось, ни к кому конкретно не обращаясь. Его голос был бесцветен и холоден, стоило ему сказать лишь слово — как в звуках слышался звон льда. Только он умел так говорить, что у невольных собеседников стыла кровь в жилах. — Мне кажется, я знаю все ее оттенки, привкусы, нюансы… Порой мне кажется, что боль — это та же музыка, состоящая из нот, звуков и аккордов, что стоит мне лишь прислушаться, и я услышу невероятную симфонию, самую захватывающую из всех слышанных миром ранее, созданную лишь для меня… для моего тела. Как считаешь, Ферт, звучит достаточно поэтично, чтобы начать завидовать мне?
— Я не понимаю, — мужчина, что сейчас замер напротив стола своего господина, выглядел невозмутимым.
— Разве? — изогнув бровь, холодно взглянул Рэйн на своего подчиненного. Если бы сейчас в комнате была Соль, то она непременно опознала в мужчине того, кто в первый раз принес ей воду и травы для пациента.
— Сложно понять, когда вы не говорите ничего конкретного…
— Конкретного… что ж, хорошо, — кивнул Рэйнхард собственным мыслям, доставая из кармана яблоко из сада Ариен и кладя его на стол перед собой. Именно эти яблоки, из фамильного сада, с незапамятных времен были украшением стола господ этого дома. — Угощайся, — можно сказать, даже любезно предложил он.