Мужчины разговаривали на своем гортанном наречии, без конца над чем-то шутили и очень открыто смеялись, без стеснения делали это, показывая зубы. Ещё одно отличие между севером и Аиром. В Аире неприлично смеяться таким образом, чтобы собеседник мог видеть твои зубы. И, если посмотреть сейчас на костер, за которым сидели войны Аира, ничего подобного увидеть было нельзя. Аирцы сидели ведя неспешную беседу, и если не прислушиваться, то казалось, что ужинают они в полной тишине.
Бьерн, который привел меня к костру, тут же уселся на первое попавшееся место, бесцеремонно отломил кусок жаренного мяса у соседа, и совершенно не обращая внимания на гневные взгляды последнего, начал с удовольствием чавкать, откусывая один кусок за другим.
Смотря на то, как золотистый мясной сок, стекает по его подбородку и с каким упоением мужчина поглощает эту еду, меня ощутимо замутило. Но, я тут же взяла себя в руки, уверяя собственный организм в том, что это ничего, они так привыкли. Для них это нормально.
— Чего там у тебя в твоей миске? — просто спросил рыжеволосый Кельм, должно быть, рассудив мою невольную гримасу по-своему.
— Каша, — тихо ответила я, а вокруг все начали посмеиваться.
— Er schmutze girn alle abend zu! (Даже не смог себе дичь на ужин подстрелить), — посмеиваясь, пробасил один рыжебородый мужчина.
На эту его реплику все утвердительно закивали.
— Угощайся, — в разговор опять вступил Кельм, протягивая мне хорошо прожаренный вонючий ломоть плоти. У меня аж дыхание сперло в груди от этого его жеста.
— Спасибо, но мне нельзя, — на одном дыхании, пробормотала я.
Мужчины непонимающе переглянулись, не зная, видимо, как воспринимать мой отказ.
— Почему? — искренне изумился рыжий весельчак. — Ты болен?
— Нет, нет, — поспешно ответила я, пока от меня не начали шарахаться. — Я, просто, дал обещание не есть мясо.
Моя последняя реплика возымела совершенно неожиданный эффект. Разговоры у костра тут же стихли, и воцарилось шокированное молчание.
— Erre im kill wilst. (Его хотят убить.) — заключил один из мужчин, что сидел ко мне ближе всех.
— Richt, err sagt die clyast will er die zum winter. Ich sure es fammile sagt er zu wit. (Точно, тот, кто взял такое обещание, хотел, чтобы парнишка издох к зиме ближе. Не удивлюсь, если это родственники). — согласно кивнул Кельм, с каким-то невероятным состраданием во взгляде, посмотрев на меня.
— Зачем же ты согласился, мальчик? — тихо спросил Бьорн, отвлекаясь от поглощения пищи.
Я тяжело вздохнула, стараясь придумать, что же на это ответить. Мужчины расценили мой вздох по-своему, и уже не один Кельм смотрел на меня с жалостью. Причем не так, как смотрят, когда хотят помочь, а так, когда видят перед собой неизлечимо больного, который вот-вот отправится на тот свет и поделать уже ничего нельзя.