Невольный рокот вырвался у меня из горла. Самое ужасно крутое? О, Господи! Я закрыл глаза. Мои внутренности задрожали. Нет, я не должен вспоминать. Только не с ней. Она живет внутри Рождественской открытки, а я...
Она озабоченно нахмурилась.
— Простите. Я не хотела вас обидеть или заставлять вспоминать что-то слишком болезненное. Я имела ввиду, какой самый крутой поступок вы совершили в детстве? Вам не стоит отвечать, — у нее дрожали руки, когда она ставила чашку на стол. — Лучше я продолжу читать.
Я ничего не мог с собой поделать. Я не мог видеть, как она вся сжалась из-за того, что причинила мне боль. Не думая, я накрыл ее руку своей. И тут кое-что произошло, почти одновременно. Мой член стал твердым, а она застыла от шока. Я резко убрал руку. Все мое тело стало пульсировать от сексуального напряжения.
Не знаю, откуда, черт возьми, оно взялось, но я чертовски хотел ее, прям аж до боли. Она протянула руку в мою сторону. Я умирал, как мне хотелось схватить ее, заключить в свои объятия и зацеловать до бесчувствия, но я сжал руки в кулаки и заставил себя не двигаться. Я мог только разрушить ее и причинить ей боль. Она хотела видеть во мне друга. Я же хотел раздвинуть ее ноги и похоронить свой член в ее сладкой киске.
Я хотел сделать ее своей.
— Лара, ты не должна не перед чем извиняться, — сказал я резко.
Она была настолько чистой и наивной, чтобы понять все подоплеку моей резкости, что восприняла это как запрет, что я не хочу ее касаться. Ее рука упала на стол, и она побледнела, выглядя опустошенной.
Господи, своим тупым, грубым извинением я заставил ее побледнеть! Я чувствовал себя намного хуже, чем если бы я пнул щенка. Я ненавидел причинять ей боль. Молча, она потянулась к странице. Она неуверенно провела пальцами, пытаясь найти последнюю фразу, на которой остановилась.
— Когда мне было шесть лет, — начал я, и она перестала перебирать подушечками пальцев по странице. Я сглотнул и продолжил:
— Я сделал очень страшную вещь. Гораздо хуже, чем коровье дерьмо в чужой обуви.
Я видел, как подрагивали ее пухлые губы, и как она выдохнула, задержав дыхание. На ее лице появилась еле заметная вот-вот проявляющаяся улыбка, и это сделало меня невероятно счастливым.
— Мой отец пошел в магазин, взяв с собой моего брата и сестру. Он не разрешил мне пойти с ними, потому что я сломал любимую игрушку брата. Я был в ярости, поэтому я облил кетчупом живот и грудь, взял ружье своего отца и выставил его из окна, желая, чтобы меня нашла мама на земле, с направленным на меня ружьем, с широко открытыми глазами, словно я застрелился.