– Меня бы ты не напрягла. Наоборот, чем быстрее ты все расскажешь, тем лучше.
– Почему?
– Есть у меня кое-какие соображения.
Я заколебалась.
– Понимаешь, люди, которые за мной гоняются, хотят меня убить. Серьезно, я не шучу. И если ты будешь все знать, а тем более попытаешься действовать на моей стороне, то у них будут все основания тебя тоже прикончить.
– Кажется, дорогая Хиппоза, я и так влез в твои дела по уши, – резонно возразил Ловкач. – Впрочем, так же как и ты – в мои. Давай, выкладывай. Не забывай – я все-таки мужчина.
Я раздумывала недолго.
– Хорошо. Только ты учти – я никаких иллюзий не питаю. Это я насчет своих проблем. И если ты, узнав про все, откланяешься прямо во Внуково, я не обижусь и не удивлюсь.
– Зато я удивляюсь, – сказал он.
– Чему это?
Он посмотрел на свои часы:
– Мы находимся в самолете уже тридцать четыре минуты, а ты не верещишь от страха. А как же самолетобоязнь?
Это он так пытался меня развеселить. Я вздохнула и замолчала, потому что наш сосед вернулся и плюхнулся на свое место, тяжело отдуваясь, словно до аэровокзала сбегал. Я сбавила голос:
– Во-первых, мы не летим, а стоим. А во-вторых, я же тебе объясняла – не боюсь я летать. Я паспорт свой боюсь показывать. Да и Хиппозин тоже…
Я улыбнулась:
– Но может все-таки поверещать?
– Будет еще такая возможность. У меня дома.
– У тебя дома?
– А ты что думаешь, я тебя куда-нибудь отпущу? – искренне удивился он.
Эти слова меня добили.
И тогда я, не останавливаясь ни на минуту, полушепотом, почти на ухо, торопясь и перескакивая с пятого на десятое, рассказала ему абсолютно все. И про колумбийско-русского дона Антонио, который на моих глазах хладнокровно убил человека, и про Узколицего, отправившегося в последний полет с моего балкона. Про смерть моей Катерины и Владика, про кагэбешного полковника Владимира Николаевича, работающего на мафию, про своих родителей – без малейшей утайки. Он внимательно слушал меня, останавливая только для того, чтобы уточнить детали.
Наконец я закончила. И ей-ей, мне стало немного полегче. Я откинулась на спинку кресла и сказала:
– Ну, вот теперь ты знаешь все.
– Да, – серьезно ответил он. – Хорошо, что ты рассказала. Ты мне очень помогла.
– Чем? – удивилась я.
Он не ответил на мой вопрос. Взял мою ладошку в свою сильную руку и сказал:
– Мне надо подумать. Хорошо?
– Хорошо, – тут же согласилась я и прижалась щекой к его крепкому теплому плечу.
Внезапно завыли двигатели, нам велели пристегнуть ремни и самолет, вздрогнув, покатился по взлетному полю. Прошла еще пара минут, двигатели отчаянно взревели, загрохотали, наш "ИЛ-86" затрясся, словно в припадке падучей; разбежавшись, он круто задрал тупой нос, оторвался от бетонки и стремительно набирая высоту, пошел вверх, к темному ночному небу.