Сын занимался делом: грабли чинил, правил зубцы, чтобы сгребать траву, что накосил на лужке позади баньки. Козе ведь сена немало требуется, и ей плевать, кормит ее царский сын или крестьянский — главное, работай по совести. А отец явился непонятно зачем, отвлекает — стоит, руки на груди сложив, на отпрыска любуется, не скрываясь. Драгомир нахмурил темные брови, исподлобья метнул молнию настороженного взгляда.
— Мир, не хочешь пожить со мной во дворце? — сразу предложил лесной царь, чтобы долго не ходить вокруг да около. — Что ты будешь здесь один куковать! У меня там веселее. А?
— Я не один: у меня вон животина есть.
Драгомир торопливо отошел подальше, стоило Яру сделать попытку приблизиться. Сын прекрасно знал отцовскую привычку: зазеваешься и подпустишь на расстояние вытянутой руки — тут же сграбастает в обнимку и затискает до потери дыхания.
— Ну, за хозяйством и соседушка присмотрит. А не справится, так позовет на помощь какую-нибудь миленькую кикимору. Там, глядишь, женится на старости лет, ватагу шуликунов заведет.
Яр не отступался от затеянной игры в догонялки, несмотря на явное нежелание сына подвергнуться отчей ласке. Пусть даже придется метаться по всему двору и огороду — да хоть по всему лесу! Упрямством оба были равны, только у отца опыта побольше. Так с лужка, что за банькой, оба переместились ближе к дому.
— Пап, я тебе всё равно Тишку не заменю.
— Конечно, не заменишь. Вы у меня все особенные и незаменимые. — Яр изловчился и поймал-таки своё «отражение» в объятия.
— Пап, отстань, — попытался тот упрямо выкрутиться, не поднимая глаз. А щеки запылали неровным румянцем. — Ну, зачем я там нужен? И русалки будут на меня дуться, что я не такой любвеобильный, как Евтихий.
— С девчонками я сам разберусь, приструню, если станут тебе слишком надоедать. Мирош, я всё давно знаю, — шепнул Яр в порозовевшее ухо, очень похожее на обычное человеческое, но слегка оттопыренное и острое сверху — точь-в-точь как у него самого.
Сын вздрогнул, съежился в его руках.
— Что ты знаешь? О чем ты? — Мир сделал вид, будто не понял намека.
Но хотя бы вырываться прекратил. Прижался робко, неуверенно. Глубоко выдохнул. Пальцами вцепился в бархатный рукав, стиснул.
— Я рассказывал, почему отец выгнал меня из дома? — негромко напомнил Яр, успокаивающе поглаживая ладонью по плечам, по спине.
— Да, — обреченно вздохнул Драгомир и покраснел еще больше.
Яр чувствовал, как трепещет в волнении сердце его мальчика. Да и собственное в ответ колотилось пойманной пичугой. И Драгомир тоже ощущал это, понимал, что отцу разговор дается не просто. И только это сколько-то успокаивало его, поэтому он до сих пор не оттолкнул родителя.